— Вы отвратительный материалист, Ламбер! — патетически воскликнул Фонтано. — Истинный влюбленный тот, кому поют соловьи, даже когда его желудок урчит от голода.
— Ах, как прекрасно вы это сказали, «Гроза Преступников»! восторженно произнесла Ирэн. — Признаюсь, с виду вы как гранитная скала, а в душе, оказывается, тонкий лирик.
— Благодарю вас, мадмуазель Ирэн, за эти искренние слова. Они луч света в моей темнице. Оставьте этого парня, недостойного вашей любви, и пойдемте со мной, мы будем гулять при таинственном свете луны…
— Но ведь на улице еще светло, — бросила Ирэн.
— Вот это настоящий влюбленный, — рассмеялся Ламбер, — в его голове всегда лунный свет.
— Он говорит так, потому что ревнует, — с пафосом заявил Фонтано.
— Ой, ты ревнуешь меня, Аристид? — радостно защебетала Ирэн.
— Глупая баба! — осадил ее Ламбер. — Для того чтобы ревновать, надо любить. А я, ты же знаешь, люблю только твои деньги, точнее, миллиончики твоего дедушки.
— Я всегда подозревала это!
— Не плачьте, милое дитя. — Фонтано достал носовой платок. — Вам следует искать утешение во мне.
Ирэн шмыгала носом, Фонтано слегка касался платком ее глаз. Ламбер был в ударе и без конца отпускал циничные шуточки.
За разговорами они незаметно опустошили вторую бутылку вина. Все трое пришли в отличное настроение, и, казалось, ничто на свете не могло опечалить их.
— Так весело, как сегодня, должно быть всегда! — восторженно воскликнула Ирэн. — Все люди должны быть богатыми и добрыми друг к другу, не должно быть ни старых дев, ни любовной тоски, а так, как у меня сейчас, когда не знаешь, кому из вас двоих отдать предпочтение.
— Обоим, — ответил Ламбер. И затем прибавил: — Ты не догадываешься, почему мы тратим здесь с тобой, гадким утенком, свое драгоценное время?
— Мне кажется…
— Брось это! Иначе ты рискуешь узнать правду, которая вряд ли тебя развеселит.
— Послушай, Аристид, для шутки это звучит слишком серьезно.
— К сожалению, на свете есть серьезные вещи и тут уж ничего не поделаешь. — Фонтано достал из бумажника сложенный конвертом клочок бумаги размером не больше спичечного коробка, развернул его и положил на стол.
— Знаете, что это такое?
— Питьевая сода? Или какое-нибудь снотворное? — гадала Ирэн, принужденно улыбаясь.
— Ни то, ни другое. Это один из ужаснейших ядов, который когда-либо знало человечество, — героин!
Ирэн растерянно смотрела то на одного, то на другого, на ее лице было написано непонимание.
— Не возьму в толк… почему вы показываете это мне?
