А Роландсен, этот шельма с острым язычком, с большим успехом внушил его жене, что сами люди сделали Бога тем, что Он есть. При случае он ещё припомнит ему это и заткнёт ему рот.
Наконец, явился Макк, как всегда величественный и полный достоинства. Его дочь Элиза была с ним. Из вежливости он, прежде всего, вошёл к пастору; он нисколько не хотел уклониться от своего обещания. Жена спросила про пекарню. Макк сожалел, что не мог раньше приступить к делу, но это имело веские основания. Пекарню нельзя было строить в этом году, потому что фундамент, должен был осесть. Жена пастора разочарованно вскрикнула. А пастор почувствовал некоторое облегчение.
— Ко мне пришли специалисты и сообщили мне об этом, — сказал Макк, — и я принуждён покориться. К весне фундамент может осесть на несколько дюймов.
— А как это отразится на здании?
— Да, как это отразится на здании? — сказал пастор.
Впрочем, Макк совсем не был в подавленном настроении. Летнее время прошло, ловля сельдей была совершенно закончена, а телеграмма от агента извещала его, что цены быстро поднимаются. Макк не мог устоять и не сообщить этого пастору. Со своей стороны, пастор мог рассказать ему, где находится Роландсен — он жил как дикарь на острове, лежавшем в море далеко на запад. К пастору приходил рыбак с женой и сообщил ему об этом.
Макк немедленно послал лодку за Роландсеном.
Признание Эноха застало Роландсена врасплох; теперь он был свободен, но у него не было четырёхсот талеров для уплаты Макку. Тогда он взял лодку раздувальщика мехов с удочками и со всеми принадлежностями и, выбрав тёмную ночь, уплыл. Он направился к островам; туда надо было проехать мили полторы по открытому морю. Он плыл целую ночь и к утру нашёл себе подходящий островок; к нему он и пристал. Вокруг него носились всевозможные птицы.
Роландсен проголодался: он хотел сейчас же набрать с десяток яиц морских чаек, но оказалось, что из яиц уже вывелись птенцы. Тогда он принялся за рыбу, это было удачнее. Так жил он, изо дня в день питаясь рыбой, распевая песни, скучал и царил на острове... В дождливую погоду он находил себе приют под такой восхитительной скалой, которой не было равной! Ночью он спал на зелёной луговине, и солнце никогда не заходило. Прошло две недели, прошло три недели; от такого жалкого образа жизни он ужасно отощал, но выражение его глаз становилось всё более твёрдым и решительным, и он не хотел сдаваться. Он только боялся, что кто-нибудь приедет и помешает ему. Несколько ночей тому назад к острову причалила лодка, в ней сидели мужчина и женщина, они отправлялись за пухом. Они намеривались было пристать к островку, но Роландсен этого не допустил. Он ещё издали завидел их и пришёл в бешенство; он стал проделывать всякие странные штуки, фехтуя маленьким якорем раздувальщика мехов, что плывшие в лодке в испуге поспешили удалиться. Тогда Роландсен внутренне рассмеялся; и со своим тощим лицом он сильно смахивал на страшного беса.
