Перед обедом пасторша отправилась к телеграфисту Роландсену и сказала:
— Пожалуйста, не пойте ночью около нашего дома.
— Я уже сам понял, как по-дурацки вёл себя, — сказал он. — Я ожидал найти у вас йомфру ван Лоос, но она куда-то перебралась.
— Так это песня предназначалась ей?
— Да. Маленькая неудавшаяся утренняя серенада.
— Ведь я сплю в этой комнате, — сказала пасторша.
— А там жила йомфру ван Лоос.
Пасторша ничего больше не сказала, но её глаза стали тусклыми и какими-то глупыми.
— Да, да, спасибо, сказала она уходя. — Было очень приятно вас слушать, но не делайте этого больше.
— Обещаю. Если бы я только подозревал... Я бы, конечно, не осмелился... — Роландсен, по-видимому, желал провалиться сквозь землю.
Вернувшись домой, пасторша сказала:
— Как мне сегодня хочется спать.
— Разве это удивительно? Тебе ночью не дал спать этот крикун.
— Самое лучшее, если йомфру уедет, — сказала жена.
— Йомфру?
— Ведь ты знаешь, что он с ней помолвлен. У нас никогда не будет покоя по ночам.
— Он сегодня же получит от меня письмо.
— Всего проще отпустить йомфру.
Но пастор далеко не находил, чтобы это было всего проще. Для того, чтобы нанять новую йомфру, требовались новые расходы. А, кроме того, йомфру ван Лоос была очень дельной, без неё везде начнётся беспорядок. Он очень хорошо помнил, как вначале его жена вздумала сама хозяйничать, и что поднялось в доме. Он этого никогда не забудет.
— А кого же ты хочешь взять на её место? — спросил он.
Фру отвечала:
— Лучше сама буду делать то, что она делала.
Тогда пастор горько усмехнулся и сказал:
— Да, уж тогда всё будет действительно сделано.
Пасторша возразила ему обиженная и оскорблённая:
— Я всё равно свободна, мне остаётся только помогать в хозяйстве. Так что, если я буду исполнять её обязанности, это будет не трудно.
Пастор молчал. Было совершенно бесполезно возражать и говорить. Бог с ним!
— Йомфру не может уехать, — сказал он. Но его жена сидела в таких изорванных башМакках, что становилось жалко, и он сказал, прежде чем уйти: — Нам надо, во-первых, постараться купить тебе башМакки.
— О, да, ведь теперь лето, — отвечала она.
