— А как ты, вот лично ты, относишься к Спасителю? — перебила осужденного литератора старуха.
— С удивлением, мадам. А вы?
— Я с надеждой, — басом пророкотала Извергиль. — Что же тебя в Нем удивляет?
Софокл вынул из кармана штанов большой несвежий платок и вытер им потный с залысинами лоб.
— Многое, королева. Многое. Кого и от кого Он спасал? И спас ли? В чем социальный, общественный смысл действия? Если это рекламная акция…
— Что?! — вызверилась детская актриса.
— Перестань, Мадонна! Не лицедействуй! Не строй из себя мать Терезу. Это персонаж не твоего репертуара, — осадил ее бывший литератор. — Так вот, если это была реклама десяти Заповедей Творца, повторение рецептов праведной жизни, обращенное к ученикам и окрестному люду, то удивляет весьма скромный результат акции. Кого Он выучил? Кто спустя двадцать веков живет по этим заповедям в надежде на радости загробной жизни, опасаясь неотвратимости Божьего Суда. Кто, королева? Вы встречали в своей жизни хоть одного праведника? Я не встречал. Неужели Всемогущий и Всеведающий не мог найти иной, более действенный, способ внедрить в людей Мораль и Нравственность? Вот вы сказали, что живете с надеждой. На кого, королева?
— Ha него, — совсем тихо прошептала старуха Извергиль, подняв указующий перст.
Все запрокинули головы и увидели в струящемся мареве расплывающийся образ с распростертыми крылами.
Опустившись на заросший сорным кустарником склон горы, аггел хотел было, как положено по инструкции, воссиять, но никого, кроме большой любопытной крысы, не узрев, передумал. Он отстегнул оба посадочных крыла, аккуратно сложил их и сунул в заплечную торбу. Продираясь через колючий кустарник к свалке, аггел вдруг увидел босого заросшего смоля ной бородой мужика в тельнике и драных шортах. Он снова хотел приветливо воссиять, но, разглядев то, чем встречный занят, вздохнул, поправил торбу, сделался совершенно невидим и вышел на прогалину между кустами с многочисленными следами костров. Бородатый сидел на гнилом пеньке и пек в угольях ворону. По лысой полянке, смешавшись со смрадом торфяной гари, распространился аромат печеного мяса. Мужик сорвал большой лист лопуха, развалил на нем приготовленную птицу и что было силы завопил:
— Верка-а-а!!!
Никто не отозвался. Он вывернул из вороньей тушки лапу, очистил ее от перьев и пуха, в момент обглодал и повторил вопль. На этот раз из кустов вышла девочка лет восьми.
— Чего орешь? Тут я. Лисички вот нашла. — Она положила рядом с кострищем целлофановый пакете грибами.
