В гостиной повисла зловещая тишина. Все посмотрели на Аксакала.
— Вы правы, товарищ, — задумчиво произнес он, — поведение нашего чудотворца сильно попахивает саботажем.
— Ага, — радостно подтвердил простой мент Федя, — он у нас двурушник, ренегат и агент мирового сионизма. И его нужно немедленно карать по всей строгости.
— По всей строгости, — повторил Тайгер. — И что ты предлагаешь?
— В чулан без права переписки, — отчеканил Федя, вылупив глаза на Аксакала.
— Согласен, — кивнул Аксакал.
— Согласен, — эхом повторил Тайгер.
К специально приспособленной фанерке Фома Кузьмич приладил петлю из тонкой лески и рядом с петлей положил медную пуговицу с тисненым значком. Чтобы уж совсем незаметно было, присыпал петлю землей, а пуговицу для яркости потер о штаны. Полюбовавшись ловушкой, он положил фанерку под дерево с вороньими гнездами и залег в заросли высокого репейника следить. Какое-то время он следил за ловушкой и досадовал, что любопытные птицы шастают по ветвям дерева и не видят красивую пуговицу, но потом закатное солнце его сморило, и Фома Кузьмич задремал. Когда проснулся, вздрогнул от азарта. На фанерке, приглядываясь к пуговице, стояла упитанная, не меньше курицы, ворона. Фома Кузьмич затаил дыхание и замер, чтобы не спугнуть птицу, а она сбросила лапой пуговицу с фанерки на землю, повернула голову и хриплым патефонным голосом Утесова сказала:
— Ты вот что, горе-охотник. Ты это дело брось!
— Чего? — удивился Фома Кузьмич и поднялся на четвереньки. — Вы это мне?
— А то кому же? Тебе. Еще раз увижу, бельма выклюю.
— Что увидите? Это вы о чем? — как бы не понял Фома Кузьмич.
Ворона посмотрела на него злым янтарным глазом:
— Не придуривайся, не серди меня. Знаешь о чем.
— Так белок нужен девчушке-то. Где же еще? Не от хорошей жизни. Ты птица мудрая, понять должна.
Ворона оценила комплимент, повернула голову и взглянула на охотника другим глазом чуть добрее.
— Вот ведь глупый злыдень. Да много ли белка в вольной птахе? Что за девка? Дочь, что ли?
— Ага, дочь. Веркой зовут
— Рыжая, что ли? Босая тут по горемотается, грибы ищет?
— Она.
— А мать ее где?
Фома Кузьмич поднялся на ноги и не ответил. Птица помолчала, потом приказала:
— Подойди!
Фома Кузьмич послушно подошел к дереву с вороньими гнездами.
— Помнишь, где пуговицу эту взял? — спросила птица.
— В яме с крапивой на вершине горы. С пиджака какого-то драного срезал.
— Камзол, — грустно поправила ворона Фому Кузьмича. — Это был парадный камзол герцога Тосканского. Великого Герцога Тосканского. Похоть, гордыня и пустое тщеславие занесли его в этот дикий край. Хочешь видеть его в тот день? Смотри!
