Опасаясь таящихся в массах агентов мирового сионизма, плюгавый жил и боролся под псевдонимом Аксакал. Пенснюк выбрал себе грозный псевдоним Тайгер. Федя тоже хотел псевдоним, но ему не разрешили. Для конспирации Аксакал и Тайгер позволили ему содрать погоны, замазать камуфляж ваксой и нацепить конфискованные у старухи очки.
Завоеванное царство свободы закружило головы труженикам помойки. Дней пять аборигены ликовали. А на шестой карета «скорой помощи», скорбно и страшно завывая клаксоном, увезла Элеонору Бушприт в горбольницу номер 230 с пищевым отравлением. Еще через день в больницу попали уже три аборигена. У одного открылась язва желудка, у двух других приключились печеночные колики. Приученный старухой к трехразовому горячему питанию победивший контингент загрустил. Повар и прочая обслуга свергнутой королевы удрали, прихватив с собой бывшие в доме припасы, ливерная колбаса протухла окончательно, а бычки в томате поддержать пафос победителей не могли. Кураж аборигенов сменился унынием.
Софокл, глядя, как Фома Кузьмич запекает ворону, прослезился.
— Ты что? — удивился Фома Кузьмич.
— Птичку жалко.
— Ребенку нужен белок, а от помидорной рыбы девчонка звереет
— Я тоже. Бычки без водки никак не идут.
— Никак, — подтвердил однорукий бомж Славик, подойдя к костру. — Но скоро все наладится.
— Без старухи? — удивился литератор, вытирая слезы несвежим платком.
— Зачем нам старуха, если у нас в штате чудотворец имеется? — заявил бомж Славик. — Аксакал бросил в народную гущу новый лозунг «Каждому ветерану помойки — свой индивидуальный фонтан!»
— Грандиозно! — всплеснул руками Софокл. — Мыслитель! Как верно он чувствует и понимает заботы и потребности простых людей! А срок назначил?
— А как же без срока? — удивился бомж. — Трехнедельный. Через три недели вынь и положь каждому свой фонтан. Кому что. Кому сухарь, кому портвешок, кому водяру. Вот так, господа хорошие.
— По два фонтана в день! — быстро прикинул Софокл. — Грандиозно! Какой масштаб и темп свершений!
Фома Кузьмич бережно перенес ворону на реквизированное при штурме особняка фарфоровое блюдо и с сомнением взгляд пул на однорукого.
— А этот чокнутый с прибаутками согласится?
— Да куда он денется, если состоит в штате? — злобно ощерился однорукий Славик. — Триумвират — это тебе не старуха. Тайгер мужик конкретный. С ним не покочевряжишься. Приговорит и приведет в исполнение.
— Это верно, — кивнул Фома Кузьмич и заорал: — Верка-а-а! Птица стынет.
