— Вот это да! — удивились мы. — Тюремный врач это или ангел небесный? Это, наверное, какое то недоразумение!
— Да-а-а, — протянул Строгин, — она здесь долго не пробудет!
Назавтра мы уже напоили Недоросткова сладким кипятком. Недоростков начал связно разговаривать.
А примерно через полторы недели наша докторка исчезла. На ее место пришла врачиха из 4-й зоны, которой из-за ее низкого роста и несколько кубической формы, заключенные дали кличку: «Тумбочка». Эта врачиха была на своем месте и полностью оправдывала доверие администрации.
На прогулки нас выводили только на пятнадцать минут, и обязательно в наручниках.
Поначалу мы со Строгиным вовсе не выходили из камеры, опасаясь оставить без присмотра больного Недоросткова, к тому же не хотелось встречаться лицом к лицу со с нашими надзирателями. В камере мы чувствовали себя в большей безопасности.
Где-то через неделю нам дали набитые стружкой матрасы, которые очень быстро напитались водой и начали распространять неприятный запах гнилья. А еще через неделю к нам зашла заведующая санотделом Горлага — подполковник мед службы Беспалова и спросила, на что мы жалуемся.
— Мы здоровы, только один, вот, лежит на нарах, очень болен и жалуется на нестерпимые боли в области почек; у него внутреннее кровотечение — ответили мы и, подняв Недоросткова, сняли с него рубаху, показали ей тело, похожее на отбивную.
— Здесь больно? — спросила она, с силой ударив его ребром ладони в темный кровоподтек под правой почкой. Недоростков скорчился от боли и заорал. Мы выпроводили Беспалову из камеры, заявив, что в такой помощи мы не нуждаемся.
Выйдя за порог камеры, Беспалова заговорщицки кивнула Ширяеву и сказала:
— Уже!.. Можно их отсюда выпроваживать.
Нас перевели в другую камеру, которая в отличие от нашей, была сухой. К нам никто не заглядывал. Мы могли спать и днем и ночью, нами вообще никто не интересовался.
Однажды вечером во всех камерах залязгали кормушки и раздался приглушенный, но настойчивый голос надзирателя:
— Ложитесь спать! Ложитесь спать!
Мы прилегли, притихли, но не спим — прислушиваемся: что это они надумали?
Наконец, слышим — идут! Прислушиваемся к быстрым шагам, шороху одежд и оцениваем, что идут человек пять, все в очень возбужденном состоянии. Вдруг возле одной из противоположных камер они останавливаются. Раскрылась с грохотом дверь. Мы вслушиваемся с таким страхом и напряжением, что все звуки, которые мы улавливали, мгновенно превращаются в четкое видение. Вот мы «видим», как его (кого его?) выводят за вахту, поворачивают налево, поворот еще за один угол, и вот они уже на нашей стороне. Теперь его ведут тропкой, по которой ходит на смену конвой. Эта тропа ведет к самому краю насыпи, над которой стояла тюрьма. Дальше — большая яма. Возможно, от этой ямы и происходило название тюрьмы.
