Всякая тварь | страница 48
Французская лесбиянка Маше не понравилась. Многие разочаруются в мифической красоте французских женщин, а если эта женщина еще и активная лесбиянка, то разочарование возводится в куб.
Маша принесла для французской коллеги незатейливый подарок – баночку водки «Черная смерть». Открывая смертельную тару, французский кабёл половину вылил себе на руки. С грабок смылся черный лак.
– Ле манифик! – вздернула экологически невыщипанную бровь Катрин.
– Фиг, не фиг – пей, ковырялочка! Настоящая русская водка!
И галльский монстр послушно заглотил водный раствор ацетона.
Руслан не запомнил, что было дальше с монстром, отчетливо он помнил только сцену в ванной. Машина голова была под юбкой его жены, а жена при этом хладнокровно красила губы. Видимо, на них тоже подействовали пары «Черной смерти». А может, их охватили лесбийские эманации – Руслану почему-то было все равно. Он умылся и ушел, потому что жена сказала, что он загораживает ей зеркало.
Маша переехала к ним, и поскольку Руслан с женой стали терять друг к другу сексуальный интерес, то он был даже немного рад. И переключился на интрижку с японским гобоистом.
Надо заметить, что Руслан вырос в атмосфере придыхания перед Азией. Папа Эдик был любителем всего китайского и, как только позволили деньги и площадь квартиры, немедленно повесил над кроватью тряпицу XIV века, кухню расписал иероглифами и начал травить семейство зеленым чаем и заунывными мелодиями.
В целом Руслану это все нравилось, даже косенькая китаянка, нарисованная на тряпице, вызывала у него определенную симпатию. Но подростковый дух противоречия требовал свою порцию неповиновения: если папа Эдик любит Китай, то Руслан любить Китай не будет. Поколебавшись между любовью к ориентальному стилю и требованиями переходного возраста, Руслан решил любить все японское.
Он штудировал переводную японскую литературу, пытался освоить чайную церемонию и даже выучил несколько фраз по-японски.
– Ах, тетенька в песках, ах, сливы в цвету, ах, мису-суп! Проперло мальчика цветущей сакурой по самые гланды, – издевался над сыном Эдуард.
Для полноты картины не хватало только живых японцев. В советские времена в Прибалтике японцы были в дефиците. Килька в банках была, а колбасы и японцев не было.
Так и дожил Руслан до двадцати четырех годов, не имея в знакомых ни одного лица японской национальности.
И тут Руслана понесло в гей-бар. Там он выпил выпрямляющего напитка и начал оглядываться по сторонам. Рядом сидело что-то такое маленькое, черненькое, монголоидное.