– Что-то у нашего мальчика штаны грязные. Мне прямо-таки стыдно за него.
– Угу. – И штаны летели в окно.
– Что-то у нашего мальчика будильник сегодня не звонил.
– Не звонил. Он же может в школу проспать! – Будильник летел за штанами.
Уставши по кругу собирать вещи, мальчик ушел к землякам.
Третьего салагу привела мамаша, карикатурного вида еврейка из Тирасполя. За ней плелся юноша в шортах и очках. Из шорт торчали белые, густо волосатые ноги. Рот юноши был приоткрыт. Он поминутно поправлял сползавшие на нос очки. При взгляде на мамашу было понятно, что повышенная шерстистость у них семейная: над ее верхней губой степными ковылями серебрились внушительные усы.
Мамаша огляделась, гневно посмотрела на полуголого Руслана, развалившегося на кровати с сигаретой, и скомандовала:
– Так! Это переставить, кровать подвинуть и в комнате не курить – у моего Левушки астма!
– Астма? – заинтересованно переспросил Руслан и картинно выпустил дым ей в физиономию. – Это очень, очень хорошо!
– Да я сейчас пойду к начальству! – Мамаша грозно наставила на Руслана бюст, похожий на кассовый аппарат.
– Иди-иди, милая, я с ним сплю. – Руслан зевнул и потянулся. – Вот прямо на этой кровати и сплю. – Он похлопал скрипучий матрас ладонью. Из матраса вылетел клуб пыли. Мальчик чихнул.
– Пойдем, Левушка. – Побледневшая матушка крепко сжала ладонь отпрыска и потащила его к двери.
Последней жертвой стал быковатого вида Михась.
– Надо выпить за новоселье, – сказал он и достал бутылку дешевой водки.
– Надо, – согласился Руслан и нащупал в кармане ампулу с галоперидолом.
Проснулся Михась со страшной головной болью. Разбудил его многоголосый хохот. Над ним стояли соседи по этажу и, сгибаясь пополам от смеха, показывали на него пальцем. Штаны вместе с трусами у Михася были спущены до колен, а из задницы свисал презерватив: Руслан запихал его туда, предварительно для достоверности в презерватив наплевав. Сам Руслан на всякий случай на пару дней из общежития смылся.
Больше уплотнить его не пытались.
Обустроив быт, Руслан немедленно захотел подвигов. Он позвонил питерской кузине, с которой вместе ездил в пионерский лагерь. Кузина в отрочестве была председателем совета дружины и очень жалела о распаде пионерии.
– Представляешь, – говорила она, – идешь ты под барабанную дробь вдоль линейки, в отглаженной форме, с косичками, с бантами, с красным галстуком… Идешь и считаешь: этому дала, этому дала, а этому не дала… Эй, парень, постой!
