Всякая тварь | страница 22



– Ну ты нахал.

– Был бы я нахал, я бы тебя ёб, а не ты меня.

– А как тебя зовут-то?

– Читай. – Руслан вытащил из кармана джинсов паспорт, бросил на кровать и пошел в душ.

Вернувшись, он застал пластический этюд «Жена Лота, или Солевой столп категории „Экстра“: из записей в паспорте следовало, что Руслану шестнадцать лет, а до отмены статьи 121 УК РФ оставалось еще три года.

Благодетель с тех пор обходил Руслана стороной, тот же ему при встрече подмигивал. Вообще-то Пидоренко был мужиком неплохим и глубоко несчастным: он боялся, что его личная жизнь выплывет наружу, не подозревая о том, что она давно уже стала институтским фольклором. Он, как дедушка из анекдота, спустя сорок лет после окончания войны продолжал пускать поезда под откос. Вот только поездом была его собственная жизнь.

А Руслан вовсю наслаждался студенчеством. Для начала он избавился от соседей по комнате.

Перед отъездом Камилла со строгим выражением лица поучала сына:

– Ни с кем в общежитии не ссорься. Я вот ни с кем не ссорилась, и меня все любили. Кроме суки Полины. Она как поставит утром яичницу на слабый огонь и пойдет умываться, я огонь увеличу, сука Полина придет, а все уже сгорело, ой, что я несу!

– Да, мамочка, – вздыхал Руслан. Мать он давно уже воспринимал как старшую сестру, причем с ветром в голове. Место матери в его иерархии занимала бабушка Раиса Рашидовна, у которой наказ был простой: будут обижать – звонить и жаловаться бабушке. А сначала обидчика побить.

Но с Русланом просто никто не хотел жить: к шестнадцати годам у него были отработанные навыки борьбы за территорию.


Первый сосед, тихий отличник из Архангельска, пал жертвой кабачковой икры.

Руслан проснулся пораньше, вывалил себе в кровать припрятанную банку икры, забрался под одеяло и стал ждать.

Ждать было мокро, холодно и довольно неприятно. Но результат того стоил.

Когда изнуренный поллюциями сосед проснулся, Руслан откинул одеяло, с ужасом ахнул, пролепетал: «Ах, как мне стыдно, я сейчас, сейчас», – схватил столовую ложку и принялся жадно пожирать рыжевато-коричневую массу. Его завтрак был прерван шумом рвотных масс. Вечером сосед переехал к родственникам.


Следующий сосед был национальным кадром-целевиком, по-русски говорил с трудом и не мылся. Как зло шутил Руслан, дома-то он воду только в кружке видел, а уж поливать себя водой – глупость несусветная. Такого соседа кабачковой икрой было не пронять – не взяло бы и настоящее дерьмо.

Зато у Руслана были друзья. Его, как и его мать, в общежитии любили. Все, кроме суки Зульфии. Но о ней позже. Друзья приходили в количестве десяти человек, садились кружком на полу и кто-нибудь говорил: