Андрей в волнении закурил.
Анюта смотрела на него с такой любовью, такой преданностью, что ему вновь сделалось страшно. Отстранённо, как будто речь шла о постороннем человеке, Андрей отметил, что нынешний страх — подлый. Никогда ещё он не курил с такой сосредоточенностью. Андрей положил сигарету на траву, расстегнул рубашку.
— Иди сюда! — позвал Анюту.
Анюта приблизилась, уткнулась лицом Андрею в грудь, и он не сумел разобрать, отчего солоно её лицо.
Они поцеловались.
— Подожди, — шепнула Анюта, — я искупаюсь, ладно? — И пошла к воде.
— Там глубоко! Осторожнее! — крикнул Андрей и поморщился.
Анюта вскоре вернулось, прохладная, матовая, в капельках воды, как в алмазах, удивительно спокойная. Легко прижалась к Андрею, улыбнулась счастливо. Все проблемы свои, казалось, разрешила Анюта.
Андрей сбросил рубашку, обнял Анюту, ощутил её всю, нисколько не стесняющуюся наготы. Провёл рукой по прохладному, гладкому телу. Анюта не отстранилась, нет, наоборот, прижалась теснее, закрыла глаза. Андрей услышал её дыхание, увидел белую полоску зубов… Анютино нестеснение почему-то стесняло его. Словно они по-разному понимали то, что должно через некоторое время произойти.
— Андрюша, я хочу сказать…
— Зачем! Потом, потом… — Андрей едва владел собой и ничего не хотел слушать. — Потом, потом…
— Нет, сейчас. Одно только слово. Иначе… я не могу, понимаешь, не могу, а то получится, что я… обманываю тебя…
— Ну говори, говори, только быстрей, пожалуйста, быстрей!
— Про Сёмку.
— Сёмку!.. Какого ещё Сёмку?
— Которого мы встретили, когда отъезжали.
Анютины ресницы щекотали ему лицо. Андрею казалось, сейчас он потеряет сознание.
— Почему? — прошептал в отчаянье. — Почему сейчас надо говорить о каком-то… Сёмке? Сёмки нет. Сёмка — призрак… Какой Сёмка?
— Да, конечно. Но я хочу сказать, что я…
«Не надо ничего говорить, глупая!» — чуть не крикнул Андрей.
— Что это он подарил тебе коробку с шоколадом?
— Так ты… знаешь?
Андрей улыбнулся. Попытался уложить Анюту на расстеленную рубашку.
— Подожди, не улыбайся. Господи, какая я была дура! — Она заговорила быстро-быстро, опускаясь, затрещала, как сорока, чтобы успеть, прежде чем окончательно окажется на рубашке, сказать всё. — Я… когда они забирались в этот склад, на улице была. Ходила, смотрела, нет ли прохожих… Но я, правда, не знала, зачем они туда полезли. Меня Сёмка с собой позвал, и я, дура, пошла, а этот противный Толян страшно ругался, когда меня увидел, они чуть с Сёмкой не подрались. Он Сёмку и ненавидит и боится… Сёмка сказал, что просто так, что они хотят узнать, хватит ли у них ловкости… Но это было давно, а откуда шоколад в коробке, я не знаю. Склад — это давно. Может, они куда-нибудь ещё залезли? Сегодня рано-рано утром Сёмка с крыши эту коробку на верёвке к нам на балкон спустил. Я всегда утром на балкон выхожу цветы поливать, Сёмка знает. Там ещё и записка от него была, но я выкинула записку. А коробку взяла с собой, так и не развязав, не было времени, и оставить на балконе нельзя было…
