– Я их увезу, – бормочу я, выдавливая из себя улыбку.
– Неужели трудно было перейти через дорогу? – говорит она. – Я с удовольствием покормила бы вас супом или еще чем-нибудь. Я каждый день стряпаю для мужа, нетрудно сварить и для двоих.
Я растроган, но не знаю, как выразить ей свою благодарность, а сказать, что совместные трапезы доконали бы мои и без того истрепанные нервы, не решаюсь.
Она придирчиво рассматривает подушку-думку.
– Вы едете к невесте? – спрашивает она.
Я понимаю, что надо соврать, но почему-то не могу. Боюсь ее взгляда. Хорошо бы выпить!
– Нет, – честно признаюсь я, – она уехала в Америку.
– Tiens![74] – восклицает она, – а вы… остаетесь во Франции?
– Ненадолго, – говорю я и весь покрываюсь испариной.
Мне вдруг приходит в голову, что эта простая женщина, эта итальянская крестьянка могла бы быть матерью Джованни – именно такой я ее себе представлял. Я стараюсь не смотреть ей в глаза, чтобы не увидеть в них материнское горе, которое овладело бы ей, узнай она, что ее сына убьют на рассвете и что в этом виноват я. Я стараюсь заглушить в себе ее рыдания – ведь она не мать Джованни.
– Нехорошо, – говорит она. – Такой молодой человек, как вы, не должен сидеть один в большом доме без женщины. Это нехорошо!
Некоторое время она грустно смотрит на меня, потом, видно, хочет что-то добавить, но понимает, что лучше не надо. Я знаю, что она хотела мне что-то сказать о Хелле, которую местные женщины, и она в том числе, не любили. Но она выключает в гостиной свет, и мы проходим в большую спальню, хозяйскую – здесь мы ночевали с Хеллой. Стакан с виски я оставил в другой спальне. Здесь тоже чистота и порядок. Она осматривает комнату, смотрит на меня и улыбается.
– Здесь вы с тех пор больше ни разу не спали? – спрашивает она.
От стыда я краснею, а она смеется.
– Ничего, вы еще будете счастливы,-говорит она. – Вам надо найти другую женщину, хорошую, и жениться на ней, иметь детей. Да, вам обязательно надо жениться, – настойчиво повторяет лна, точно я с ней спорю, но не успеваю я открыть рот, как она спрашивает:
– А где ваша maman?[75]
– Она умерла.
– А-а! – она сочувственно поджимает губы.
– Очень жалко, а отца тоже нет в живых?
– Нет, он жив, живет в Америке.
– Pauvre bambino.[76]
Она смотрит на меня, я почему-то чувствую себя рядом с ней ужасно жалким и беспомощным и понимаю, что если она сейчас же не уйдет, я расплачусь или стану ругаться.
– Но не будете же вы весь свой век бродяжничать по свету, как матрос! Это очень огорчило бы вашу маму. Когда-нибудь вы ведь обзаведетесь собственным домом?
