— Но только со мной вместе, — добавил Скориков. — Устюжанин, Воронько остаются здесь. Старший — Устюжанин.
Мы поползли и через несколько минут были у изгороди палисадника. Это был просторный рубленый дом с двумя сухими светлыми комнатами. Его охраняли высокие сосны вперемежку с елями.
— Вот это хоромина! — прошептал я. — Тут можно целую роту разместить.
От леса тянулась к дому широкая полоса кустарника с тропинкой посередине.
— Давай проверим, куда тропа ведет, — приглушенно сказал Скориков.
По кустам рядом с тропинкой мы добрались до самого леса, потом вернулись. Обошли дом кругом. Ничего особенного. Раздолье, свежая трава почти до пояса, желтые цветы, и на них гудят коричневые шмели… Серые кузнечики стрекочут на самом крыльце.
— Ладно, — сказал Скориков, — давай-ка на чердак! С чердака виднее!
Мы поднялись по деревянной лестнице, которая лежала на вытоптанной траве под самым лазом и которую приставили к степе Лейтенант — впереди, я — за ним.
С чердака внимательно осмотрелись. Скориков обнаружил просеку, идущую в глубине леса.
— Вот, Валя, по ней и пойдем, когда стемнеет!
Я отошел от лаза, вглядываясь в полусумрак, окаймленный стропилами и конусом крыши. И вдруг замер: под крайними, удаленными от нас стропилами, на тяжелой деревянной поперечине лежал человек… девушка. Как будто открылся совсем иной, фантастический мир, и сердца не принимало его, а разум говорил: он, этот мир, существует, это не миф, не сказка, вот он, смотри внимательнее… Девушка была похожа на Наденьку На лице и обнаженном теле ее ко было крови, лицо было спокойно… так казалось. Глаза закрыты, на груди — следы ожогов, пальцы левой руки сломаны. На вид ей было лет семнадцать.
Подошел Скориков. Мы подняли тело девушки, оно было совсем легким. Какая-то горячая волна прошла по моим вискам, дошла до пальцев, и они дрогнули, что-то дикое, злое овладело мной, я едва справился с собой. Лицо мое побледнело, губы скривились.
Выбрали место для могилы, рядом с домом. Земля была мягкой, податливой. У изголовья посадили рябинку, которую Скориков выкопал у крыльца и перенес вместе с огромным комом земли, чтобы она лучше прижилась.
Мы как будто сговорились с ним не вспоминать о девушке вслух. Но по тому, как Скориков вдруг умолкал или отвечал невпопад, ясно было, что тоже думал о ней. Я видел ее теперь на фоне этого леса, такого ласкового, светлого издали…
— Что с тобой?
Я не ответил. У крыльца дома — опять она, такая, какой я увидел ее на чердаке. Снова точно приступ, дрожь, туман в глазах… глухой неожиданный вскрик. Ах, какая горячая у нас кровь, кровь славян, диких финнов, сарматов! Я пошатнулся. Как тогда, в Михайловке, в школе, где были заложники…
