- Не глупите. Как вы сказали, он знал свою работу. - Я хотел уйти от разговора об Эде или о Гарриет. - Ваш друг капитан Келли - интересный малый, он просто набит воспоминаниями.
Пенни рассмеялась.
- Единственная крупная неудача Лоры, - сказала она. - Он рассказал вам про свою безумную страсть и свои строгие нравственные правила? Так он мучается уже двадцать с лишним лет.
- Я не думал, что вы станете над этим смеяться, - сказал я.
- Минуточку, Дэйв! - Ее голубые глаза похолодели.
- Вам это кажется смешным? - спросил я. - Мораль Келли здесь, конечно, смотрится немного странно. Но вот смешно ли?
- Я смеялась над Лорой, - ответила она, - которая скоро дождется того, что на нее и глядеть никто не захочет.
- Наверно, Келли переборщил: если учесть его горькую долю, это простительно.
- Уверена, что нет.
- Тогда это нехорошо, - сказал я вежливо, пытаясь поддержать разговор. Бурбон был приятен на вкус, и самочувствие несколько улучшилось.
- Вы любите изображать Господа Бога?
Я посмотрел на нее, изумленный внезапной болью в ее голосе:
- Давайте поговорим о чем-нибудь другом.
- Нет! Давайте поговорим о вашем высокоморальном тоне, мистер Геррик!
- Хорошо. Говорите.
Она зло смотрела мне в глаза.
- Мне двадцать один год, - сказала она. - Меня бросил мой парень. Предполагается, что я буду терпеливо ждать, пока кто-нибудь женится на мне, и даже не побуду свободной женщиной?
- Думаю, долго ждать не придется, - проговорил я, пытаясь обратить все в шутку.
- Сколько вам лет, Дэйв? Тридцать пять? Тридцать восемь?
- Будет тридцать шесть, если это важно.
- Вы были когда-нибудь женаты?
- Нет.
- И все эти годы оставались целомудренны?
- Ну... нет.
- Вот смотрите: вы можете позволить себе снять квартиру и номер в гостинице под чужим именем, и, поскольку вы уверены, что об этом никто не узнает, у вас хватает наглости читать мораль тем, кто делает то же самое, но открыто, потому что у них нет денег. Чем номер в гостинице чище и нравственней, чем иголки под деревом в дни фестиваля?
- Теоретически - ничем.
- Практически - ничем! - Она почти кричала.
- Это уже другой вопрос, - сказал я. - Публичность в этом деле оскорбляет других, а это, похоже, в обычае Нью-Маверика. По своей природе секс интимен, это дело двоих. Когда он превращается в цирк, суть теряется. Это акт любви, и цель его - сотворение новой жизни.
- И весь ваш сексуальный опыт за тридцать пять лет холостой жизни сводился к одному - к сотворению новой жизни, мистер Геррик?
