– Я собираюсь смотреть кино. Надо полагать, я увижу тебя на закате? – сказала Эмма.
– Выставляешь меня из комнаты?
– По сути, да.
Лахлан покачал головой, игнорируя ее пожелание, ни на секунду не задумавшись.
– Я останусь с тобой до рассвета.
– Я люблю быть одна, а за последние три дня ты ни разу не дал мне такой возможности. Ты что, умрешь, если выйдешь из комнаты?
Лахлан явно недоумевал, словно желание Эммы побыть без него было настоящим безумием.
– И ты не хочешь посмотреть это… кино со мной? Такая постановка вопроса чуть было не вызвала у Эммы улыбку.
– А потом ты могла бы наконец снова попить.
Желание улыбнуться исчезло при этих притягательных хрипловатых словах, но Эмма не отвела глаз, зачарованная тем, каким жарким взглядом Лахлан исследует ее лицо.
Он постоянно предлагал ей попить, укрепляя ее уверенность в том, что ему это доставило не меньше удовольствия, чем ей. Хоть она не могла этого понять, но она ощутила его возбуждение (не заметить его было бы просто невозможно!).
Настроение нарушил крик женщины, которая явно была близка к оргазму. Эмма ахнула и посмотрела на экран телевизора. Незаметно для себя она включила канал «Синемакс». А в такое позднее время «Синемакс» означал «Эротомакс».
С горящими от смущения щеками Эмма отчаянно заработала пультом, но даже обычные каналы предлагали нечто вроде «Измены» или «Широко закрытых глаз». Наконец ей удалось найти фильм без секса…
О, дерьмо! «Американский оборотень в Париже»!
Со всей роскошью в виде кровавой сцены нападения.
Не успела Эмма переключить канал, как Лахлан возмущенно воскликнул:
– Неужели так… нас представляют себе люди? Эмма пожала плечами:
– Да, именно так.
– Какие глупости. Выключи это. – Лахлан провел рукой по губам. – Время позднее. Разве ты не хочешь попить до рассвета?
Смущенная тем, насколько сильно ей этого хотелось, Эмма пожала плечами и устремила взгляд на свой палец, которым она водила по покрывалу.
– Мы оба об этом думаем. И мы оба этого хотим, – повторил Лахлан.
Она пробурчала:
– Может, я и хотела бы, но не хочу того, что к этому прилагается.
– А если я дам слово, что до тебя не дотронусь?
– Но что, если… – она замолчала и густо покраснела, – что, если я… сама забудусь?
Если он будет целовать и ласкать ее так, как уже это делал, – она за себя не отвечает.
– Это ничего не изменит, потому что я положу руки на покрывало и не буду ими двигать.
Эмма хмуро посмотрела на руки Лахлана и выключила телевизор.
– Спрячь их за спину.
