И нередко бывало, что сильный, матерый тайговщик, невезучий, обмороженный, слезно упрашивал Сомова пустить его помыться "за так", клятвенно заверяя, что он после расплатится золотишком. И, получая непреклонный отказ, отдавал шапку, рукавицы, а то и истоптанные чуни, чтобы только попасть в баню.
Баня Сомова называлась «общедоступной». В городе была еще баня Пичугина — торговая. Там имелось два отделения: общее и дворянское. В дворянском одежду Складывали в деревянные сундуки, запирающиеся на зaмок, ключ от которого болтался на цепочке, приделанной к ручке таза. Воду здесь брали из медных кранов, и за копейку можно было пользоваться душем. Пол из настоящего кафеля, а скамьи каменпые. В эту баню Тима ходил с отцом, в дворянское отделение. Но каждый раз Тима боялся: а вдруг их выгонят?
— Папа, а если кто-нибудь скажет, что мы с тобой не дворяне?
— В данном случае, — рассудительно объяcнял отец, — это лишь условное название. И право определяется только возможностью человека уплатить несколько больше обычного за вход.
— Папа, а мы кто?
— Тебя интересует сословная принадлежность? Мещане.
— А почему мама называет Андросова мещанином?
Ведь он же дворянин?
— Она называет его так за то, что Павел Андреевич оказался подвержен некоторым предрассудкам.
— Значит, все мещане подверженные?
— Нет, все люди равны в своем духовном и человеческом качестве, объяснял отец. — Но так как у нас нот общественного равенства, те, у кого в руках находится власть, придумали и утвердили это унизительное и выгодное им сословное деление и связанные с этим различные привилегии.
— Выходит, мы с тобой униженные?
— Нет, унижаются те, кто потворствует несправедливости. А ты мой голову с мылом, если хочешь, чтобы я с тобой беседовал как с самостоятельным человеком.
Тима, намыливая голову и изо всех сил жмуря глаза, все-таки испытывал тревожное чувство страха: а вдруг их выставят из дворянского отделения? Он не понимал, почему его отец не хочет ходить в сомовские бани, где чисто одетым посетителям выдавали медные тазы и банщик грубо расталкивал в парной всех, у кого деревянные Шайки, очшцая место на лавке для человека с почтенным медным тазом…
— Почем веники? — спросил вдруг кто-то Тиму сиплым простуженным голосом.
— Гривенник, — назвал Тима несуразную цену, желая сделать приятное торговке, у которой дома голодный ребенок.
— Ошалел!
— А они особые!
— Какие такие особые? — недоверчиво протянул покупатель.
— Гигиенические.
