— Мы, может быть, последние минуты видим друг друга, а он тут без сознания разлегся, эгоист!
Илюха получил еще один пинок под ребра и торопливо подал признаки жизни. В качестве такого признака он выбрал стон.
— Ну наконец-то! — расслышал он до глубины души знакомый голосок боевой подруги. — Я извелась вся, а он никак в себя прийти не может!
Чтобы не получить очередной раз по ребрам от собственной подчиненной, Солнцевский благоразумно попытался сесть. Со связанными руками и больной головой это было не просто, но со второй попытки все-таки удалось осуществить задуманное. Еще некоторое время понадобилось, чтобы собраться с мыслями и осмотреться. Итак, что мы имеем? Руки связаны за спиной, рядом Любава в точно таком же положении, и, судя по всему, находятся они вдвоем в возке, который движется в неизвестном направлении. Сквозь полог из овечьих шкур пробивается солнце, но понять, сколько сейчас времени, не представляется возможным. Соловейка сидит напротив и нетерпеливо буравит его глазами.
— Говорить можешь? — на всякий случай уточнила младший богатырь.
— Не знаю, — совершенно честно признался Илюха, с огромным трудом раздирая пересохшие связки.
— А слушать?
— Могу.
— Уже неплохо, — в голосе Соловейки проскользнули нотки удовлетворения. — Значит, я буду говорить, а ты слушать.
На этот раз Солнцевский просто кивнул головой.
— Ты, конечно, большая скотина, что обвинил меня во флирте с Гордоном, — начала Соловейка, — в другой ситуации я бы в жизни не простила тебе столь необоснованное обвинение и дулась бы, по меньшей мере, неделю. Но сейчас столько времени у нас нет, и я тебя прощаю.
Илюха не смог сдержать вздох облегчения. Как все хорошо складывается, никаких тебе выяснений их сложных отношений, раз, и готово — прощен. Ради этого можно было схлопотать оглоблей по затылку.
— Теперь о главном. Я очнулась раньше тебя, и мне удалось подслушать, о чем переговаривались наши похитители. — Тут Соловейка сделала выразительную паузу и продолжила чуть более торжественным голосом: — Они везут нас на какую-то заимку и там продадут хазарам. Ты, я услышала, будешь работать на руднике, а я пойду в наложницы к богатому кочевнику.
Это становилось интересно. Что из него шахтер не получится ни при каком условии, Солнцевский осознавал вполне четко, но еще более отчетливо просматривалась судьба того лишенца, который захочет позабавиться в спаленке с бывшей мелкоуголовной личностью. В лучшем случае, распустит свой гарем за ненадобностью, а в худшем этот самый гарем будет плакать над его могилкой. Интересно, какой из предложенных вариантов ему придется по вкусу?
