Эдеварт опять кивает.
— Дай мне подумать, что нам ещё нужно. Как насчёт канатных плясунов?
— Годится, — говорит Эдеварт.
— Значит, нужен канат. У Поулине в лавке есть тонкий и есть толстый. Ты же знаешь, я много чего умею, а вот этому искусству так и не выучился. Но можно научить мальчишек, вон мальчишки у Каролуса — им ведь уже достаточно лет, их я и натаскаю.
— Думаешь, они согласятся? — спрашивает Эдеварт.
— А почему бы им не согласиться?
— Потому, что Ане Мария не позволит. Она трясётся над ними не знаю как.
— Так я ж ничего плохого им не сделаю.
— А если они упадут?
— Никуда они не упадут. Мы начнём обучение над самой землей. В конце концов это я сосватал ей мальчишек, им только на пользу пойдёт, если они чему-нибудь выучатся. А что ты скажешь насчёт бокса, как в Англии и в Америке, — такая распрекрасная штука. Но здесь об этом нельзя и думать, мы ещё не такие цивилизованные.
Август ни минуты не сомневался в том, что его ярмарка станет большим развлечением для молодёжи. Он вспоминал и вспоминал всевозможные аттракционы, например лотерею, недоставало только обезьяны. А вот о торговле и товарах, которые следовало продавать и покупать на ярмарке, он вообще не упоминал.
И всё время, лёжа в постели, он ждал вестей из залива. Какой они взяли курс, то ли вдоль побережья на запад, то ли прямо на север, к острову Фуглё. Он начал потеть от своего лечения кипятком, обмяк, потерял аппетит, ещё больше исхудал, но голова у него работала как прежде.
— Ещё немного, — сказал он Эдеварту, — и мы получим вести от наших рыбаков. У Йоакима лёгкая рука, я рад, что отправил его туда. Если даже он загородит не больше двух-трёх тысяч мер сельди, впрочем, не буду преувеличивать, скажем, пятьсот или даже двести, то и тогда это будет благодать Божья для каждого рыбака. Сколько их вышло-то? Эдеварт не знал.
— А когда они вышли?
Эдеварт и этого не знал, надо подумать.
— Ну ты вообще ничего не знаешь.
Эдеварт грузно сидел рядом и отнюдь не был согласен с Августом, а у того поднялась температура, и товарищ его раздражал. Презрительно фыркнув, он сказал без обиняков:
— Я смотрю, у тебя дела куда хуже, чем у меня, потому что ты проворонил всю свою жизнь. Может, ты, по крайней мере, знаешь, не было ли в округе новых случаев грабежа?
— Что-то я не слышал. Они, верно, ещё не доели быка и живут не тужат.
— Темень у тебя внутри, вот что я скажу. Почему в тебе не горит тот свет, какой есть во мне? Скоро появится сельдь и всё такое прочее.
