Явление народу | страница 30



– Не убивафть же их, в фамом-то деле! Они победили фашивм!

– Тем более, справедливо ли оставлять все, как есть? Неужто они не достойны чего-нибудь лучшего?

– А фто предлагаефте вы?

– Нет! Это вы мне скажите! По самому крупному счету! Будь вы «Проведением», чем облегчили бы судьбы людей со «смещенными лобными долями»? Судьбы несчастных, с которыми «все это» преднамеренно сделали в детстве?

– «По фамому крупному фтету»!?

– Вот именно!

– Будь я всефилен, я бы, повалуй, вернул им… их дефство.

– Всем сразу!?

– А фто мелофтиться?

Владимир Владимирович оторопел: показалось, что косноязычный старик его «раскусил» и находится в курсе всех дел, заставляющих «командированного» дожидаться команды. Но Пляноватый отбросил тревожные мысли: «Каких только не бывает фантазий! Возможны же и совпадения, черт побери!». Опять подмывало спросить: «А мне не звонили?»

Как раз в это время раздался звонок. Трубку взял Марк Макарович и сказал в микрофон: «Эфто я. О фтем рефть!» А затем – подмигнул Пляноватому: «Фот и довдалифь фвонка…» Владимир Владимирович окаменел.

– Фто ф вами? Да уфпокойтефь! – заулыбался старик. – Передафть, вам профили, фтобы вафли в отдел кадвоф… И фте!

2.

– Ты не слишком торопишься, Пляноватый. – упрекнула инспектор по кадрам Звонкова Октябрина Антоновна.

Досадуя, что так получилось, Владимир Владимирович рассыпался в извинениях: с «кадровиками» не шутят.

– Не рассказывай только, что заработался, – доверительно тыкала Октябрина Антоновна. – Признавайся, любезничал на площадке с Левинской?

Она взяла сигарету, не глядя на «поджавшего хвост» Пляноватого, неуклюже по-женски чиркнула спичкой.

– От вас ничего не скроешь, – польстил Владимир Владимирович.

– И не советую, – затягиваясь, сказала Звонкова. – Ты у меня, Пляноватый, вот тут! – показала она кулачок.

– «Следствие ведут знатоки»! – неважно пошутил Владимир Владимирович. Нельзя сказать, чтобы он симпатизировал этой немолодой «кадровичке». Но она вызывала у него любопытство особенным строем души, пребывающей неизменно в «охотничьей стойке», и внутренним непреходящим горением, как у хроников с температурою плюс тридцать семь и один.

– На вот, здесь подпиши, – инспектор протянула листок с убористым текстом.

– Что это?

– Какая разница?! Подпиши и гуляй!

Тот, к кому она обращалась на ты, мог считать себя нежно обласканным материнским вниманием, даже – облагодетельствованным. Какое образование она получила и где набиралась опыта до последнего места работы, почти никому в институте ведомо не было. Слухи однако ходили такие, что у многих, включая директора, по спине пробегали мурашки. Бытовало однако крамольное мнение, что зловещую эту молву о себе она распускала сама.