Ортодокс | страница 101



В последнем августе двадцатого столетия, в последнем августе второго тысячелетия Россия, вместе с нами, прошла «огонь, воду и медные трубы»: 8 августа взрыв в подземном переходе на Пушкинской площади в Москве (на месте взрыва и затем в больницах погибло около двух десятков человек), 12 августа гибель подводной лодки в Баренцевом море (весь экипаж остался под водой – более сотни человек), 27–28 августа в результате пожара на Останкинской телебашне (погибло несколько человек) в Москве отключилось на неделю телевидение.

И это все во славу Божью?!

Нет ответа в моей душе. Лишь мозг урчит благосклонно: конечно, так было и будет. Но на душе неспокойно.

Потому что я хочу на земле жить полноценной и полнокровной жизнью человека, но при этом жить по заповедям и законам, созидающим нового человека, человека Нового завета, новозаветного человека, христианина.

По примеру батюшки Серафима, сделавшего себя своей жизнью и своими молитвами новозаветным человеком, воистину христианином.

В этот раз я привез домой книгу «Житие Серафима Саровского», факсимильное воспроизведение дореволюционного дивеевского же издания, с удивительным, почти документальным изображением батюшки; конечно, это не фотография, но очень хорошая гравюра: батюшка Серафим стоит, вобрав голову в плечи, хорошо видно, как затылок прикрыт горбом, смотрит перед собой, сложив на груди, покрытой епитрахилью, поверх черного монашеского одеяния, тонкие иссохшие руки с длинными-длинными пальцами, у него жидкие, по плечи седые волосы, с пробором через центр головы, острые волчьи уши, не очень длинная, хотя и густая борода, огромный лоб, с очень развитыми морщинами, характер которых свидетельствует о структурированном и сильном уме, причем не только в части логики, культуры мышления и анализа, но и в части обнаружения своих чувств/ощущений/эмоций, с целью их фиксирования и формулирования на словесном уровне, очевидна ярко выраженная способность этого человека и постигать самый тонкий духовный опыт, и запечатлевать его мысленно, а по нужде и словесно, наконец, образ довершают глаза, огромные, нечеловеческие, очень внимательные, проникающие внутрь всех потаенных мыслей и ощущений, даже скрываемых человеком от самого себя, пронизывающие и постигающие мир и мир людей, себя, землю и небо; это уже не человек – это ангел во плоти.

А под портретом собственноручная подпись батюшки – «иеромонахъ Серафимъ»; либо это его последняя запись, либо он написал эти слова в болезненном состоянии, либо он едва умел писать, – буквы (все прописные) выписаны нерешительной детской или ослабшей, или слабеющей рукой.