– Да…, – выказывая восхищение, покачал я головой.
– Не поверите, – она просто впилась в меня взглядом, – но у меня ни в гардеробе, ни в холодильнике нет ни одной купленной вещи. Это правда. Этого нелегко добиться, но у меня получилось. Меня уважают самые искушенные коллеги. Некоторые, правда, завидуют. Сплетничают. Но в целом все признают мои достижения в нашем искусстве. Я ведь могу достать такие вещи или продукты, какие никому из наших заполучить не под силу. Шелковое белье, сапоги на меху, икра, шампанское…
– Как вам это удается?
– Секрет фирмы, юноша… Тс-ссс, – женщина довольно приложила палец к губам, замолчала, вспоминая, видимо, что-то приятное.
Воспользовавшись паузой, я потянулся было к карандашам, но она тут же глянула на часы:
– Сколько времени? Увы, увы. Мне, к сожалению, пора…
– Но…
– Может быть, завтра, – сложила она зонт, и, не прищуриваясь, глянула на солнце, – Вы же будете здесь завтра?…
– Буду, – вздохнул я.
– Вот и прекрасно. Значит, до завтра…
Она встала. Прощально махнула рукой. Качнулась было в сторону корпуса, но потом обернулась и, как бы сомневаясь, спросила:
– Нет ли у вас пары сигарет? Мои, к сожалению, стащил кто-то из больных. А сегодня мне взять уже неоткуда…
– Вот, пожалуйста…
– Благодарю вас, – достала она несколько сигарет из протянутой за сетку пачки.
Я предвосхитил ее ответное движение:
– Берите все. Я ведь могу купить, когда выйду отсюда…
– Мне неудобно.
– Ну что вы…
Маленький язычок, выскочивший на мгновение из-за ее губ, быстро лизнул их. Они тут же сжались, как будто женщина решалась на что-то, потом медленно расслабились:
– Я бы никогда не взяла эти сигареты, если бы не знала вас. Но после нашего разговора вы мне кажетесь вполне приличным молодым человеком…
Точным, поглаживающим движением она положила мою пачку в карман. Скользящим шагом унесла гибкое тело.
Я смотрел ей вслед и пытался вспомнить. Никогда не видел ее курящей. И сигаретами от нее не пахло. Только теми дорогими духами…
Мы встретились назавтра. И еще через день. И еще. Я уже понял, что мне не добиться позирования. Однако надеялся нарисовать женщину потом, по памяти. И потому, не взирая на все более утомляющую меня жару, приходил, следил за ее мимикой, пытался зафиксировать в голове жесты лощеных рук, изгибы длинной шеи, покачивания гуттаперчевого тела.
У меня получалось изображать из себя внимательного слушателя – женщина говорила, не умолкая. Интересно, что, увлекаясь, она совершенно переставала обращать внимание на солнце. Могла забыть о зонте и сидеть прямо под жгучими лучами. При этом ни на лице, ни на открытых частях ее шеи, рук не выступало и капли пота. От этой женщины как будто даже веяло прохладой.
