и Кокошкина
[65] вручила графу Витте земскую ноту и, не дождавшись в течение семи дней никакого ответа, с позором вернулась в Москву. Вдогонку ей прибыл ответ графа, написанный в тоне сановно-бюрократической надменности. Задача Совета Министров заключается-де прежде всего в исполнении высочайшей воли; все, что идет за пределы манифеста 17 октября, должно быть отметено; от исключительных положений не позволяет отказаться смута; по отношению к общественным группам, не желающим поддерживать правительство, последнее заинтересовано лишь в том, чтоб эти последние сознавали последствия своего поведения…
В противовес земскому съезду, который при всей своей трусости и дряблости, несомненно, все еще отклонялся далеко влево от действительного настроения земств и дум, 24 ноября была доставлена в Царское Село депутация Тульского губернского земства. Глава депутации, граф Бобринский[66] в своей византийско-холопской речи между прочим сказал: «Больших прав нам не нужно, так как власть царская для нашего же блага должна быть сильна и действительна… Государь, о нуждах народа вы узнаете не из случайных криков и возгласов, а эту правду вы услышите от законно созванной вами Государственной Думы. Мы умоляем вас не медлить ее созывом. Народ сроднился уже с положением о выборах 6 августа»…
События как бы сговорились, чтобы форсировать передвижение имущих классов в лагерь порядка. Еще в середине ноября самопроизвольно и неожиданно вспыхнула почтово-телеграфная забастовка. Она была ответом пробудившихся илотов почтового ведомства на циркуляр Дурново, воспрещавший чиновникам образование союзов. Графу Витте был со стороны почтово-телеграфного союза предъявлен ультиматум: отменить циркуляр Дурново и принять обратно чиновников, уволенных за принадлежность к организации. 15 ноября почтово-телеграфный съезд, собравшийся в числе 73 делегатов в Москве, единодушно постановляет разослать по всем линиям телеграмму: «Ответа от Витте не получено. Бастуйте». Напряжение было так велико, что в Сибири забастовка началась еще до истечения указанного в ультиматуме срока. На другой день стачка при аплодисментах широких групп прогрессивного чиновничества охватила всю Россию. Витте глубокомысленно разъяснял различным депутациям, что правительство «не ожидало» такого оборота событий. Либералы встревожились по поводу того вреда, который наносит «культуре» прекращение почтовых сношений, и, нахмурив лбы, занялись изысканиями относительно «пределов свободы коалиций в Германии и Франции»… Петербургский Совет Рабочих Депутатов не колебался ни минуты. И если почтово-телеграфная забастовка возникла отнюдь не по его инициативе, то в Петербурге она была проведена при его деятельной поддержке. Из кассы Совета было выдано забастовщикам 2.000 рублей. Исполнительный Комитет посылал на их собрания своих ораторов, печатал их воззвания и организовывал патрули против штрейкбрехеров. Трудно учесть, как отразилась эта тактика на «культуре»; но несомненно, что она привлекла горячие симпатии обездоленного чиновничества к пролетариату. Уже в начале забастовки почтово-телеграфный съезд отрядил в Совет пять делегатов…
