Поначалу я испытала огромное облегчение. Хорошо было вновь оказаться в тишине и одиночестве, спокойно заниматься своей работой. Но мне все равно было очень горько, потому что я потеряла веру в любовь и в себя. То, что я наконец покончила с Оливером и его бесконечными играми, ни капельки не помогало. Зачем вообще нужна любовь, если для того, чтобы мужчина влюбился в тебя, нужно делать вид, будто он тебе безразличен, и наоборот? Эта бессмысленная игра может продолжаться бесконечно.
И в чем смысл моей жизни, если я позволила себе зациклиться на Оливере, сделала его центром своего существования, а потом просто выкинула на помойку?
Иногда я воображала Оливера настоящим чудовищем, и мне становилось легче. Наверное, на свете много таких, как он. Некоторым мужчинам необходимо всегда держать всё под контролем и наказывать тех, кто пробуждает в них человеческие эмоции. Они окружают тебя нежностью, и начинаешь верить, что ты в безопасности, – и тут со всего размаху получаешь пощечину. Таких мужчин невозможно любить, не потеряв собственного достоинства. Им просто необходимо унижать тех, кто их любит. Но я же влюбилась именно в такого, и чем все закончилось?
Я решила, что мне нужно стать более жесткой. Все свои силы я отдавала занятиям, вечерами штудировала книги. Я поддерживала связь с Сафилой и Эдвиной Роупер из “Содействия”. Мириам, администратор лагеря в Сафиле, написала, что ее временный помощник уезжает в августе, и пообещала замолвить за меня словечко. Преподаватель с курсов предоставил мне блестящие рекомендации. В июне из “Содействия” пришло письмо с подтверждением: меня приняли на работу. Я сдала квартиру, со всеми попрощалась и 15 августа 1986 года уехала в Намбулу.
– Какой смысл было работать все эти годы, если люди опять начнут умирать с голоду? – сказала Шарон.
На следующий день после того, как я ездила к Андре в Сидру, мы сидели в столовой и пили кофе после ужина. Сегодня пришлось работать допоздна – почти до полуночи. Все были на пределе. К нам прибыло четыреста новых беженцев из разных районов Кефти, и все они наперебой твердили о саранче и погубленном урожае.
– Думаю, мы должны продержаться несколько дней, открыть спасательные центры, привыкнуть к новой ситуации, – я пыталась говорить уверенно. – Мы отлично справляемся. Я очень горжусь тем, что вы сделали вчера.
Моя попытка произнести воодушевляющую речь повисла где-то над серединой стола и плюхнулась, как большая мокрая рыбина.
