– Ну-ну! Взгляните-ка на этого сына владетеля гор!
Моя протянутая рука повисла в воздухе, я в замешательстве смотрел на старца. А молодежь, моя родня, сбилась в кучу в уголке сада и от души смеялась надо мной.
– И не стыдно тебе? Совести нет у тебя?… – раздраженно спрашивал старик.
– Почему вы меня браните, сударь? Разве я в чем-нибудь провинился? – пролепетал я наконец.
– Ты еще спрашиваешь?… Ну, послушай, разве отец растил тебя пастухом? Ради этого истратил на тебя больше золота, чем весишь ты сам? Если уж так хотелось тебе сделаться пастухом, грешный ты человек, зачем тебе понадобилось уезжать в Россию, для чего ты деньги тратил? Поступил бы в обучение к моему «саркали», и тот отлично бы выучил тебя этому искусству!..
– Мой отец жил так, как ему нравилось, и я хочу жить так, как нравится мне самому! – ответил я с обидой в голосе и почувствовал, что краснею.
– Он пошел в народ, князь, захотел сблизиться с простыми людьми! – насмешливо улыбнулся юный офицер.
– Вас не касается, куда я пошел и с кем захотел сблизиться, – оборвал я его. – Но должен сознаться, что предпочитаю занятие пастуха вашей пустой болтовне, это дело, по крайней мере, полезнее!
Я повернулся и, пока шел по саду, слышал за спиной сердитые возгласы старца и смех молодежи.
– Сближение с народом, хождение в народ, что это значит? – кричал старик. – Лучше признаемся самим себе, что нынешняя молодежь никчемна, ни на что она не годится, ничем не может заняться.
– Отчего вы так изволите говорить? – тараторил офицер, – нельзя по одному судить обо всех… Наш родственник как раз потому и пошел в пастухи, что хочет отличиться; не все ведь такие.
– Да что и говорить, прославленное занятие, где же еще и отличиться?… – расслышал я последние слова старика и скрылся в комнату.
И оскорбления летели со всех сторон на мою голову. Одни презирали меня за то, что я не шел по проторенной дорожке, не заботился лишь о «чинах и продвижении по службе», другие ненавидели меня за то, что вместо пустой болтовни я смело взялся за трудное дело, и, наконец, третьи – те, к кому я стремился всей душой, чуждались меня, им нелегко было поверить, что человек, которому разрешено их грабить, искренно хочет работать вместе с ними, стать их братом!
Таков был мой дебют в той профессии, которой я отдал семь лет своей жизни. Я расскажу вам кое-что из пережитого мною за это время.
Наступила осень. Пастухи знали, что я все лето провел в горах, не отходя от стада, видели, что я жил на воле, вне дома, и не растаял, как сахар, чего ожидали многие, не скучал и не болел ни разу, хотя немало бурь и дождей шумело над моей головой. Все постепенно уверились, что я пастушествую с истинным рвением и не отступлюсь от любимого дела. За это время я подружился с несколькими пастухами и особенно – с жителем села Степанцминды Симоном Гигаури, который с первой же встречи поразил меня своей сообразительностью, своим проницательным умом.
