– Значит, все-таки едете? – опять спросил он.
– Да, прямо к г. Делакруа. Я расскажу ему о ваших порядках.
– А я думаю, что… – начал он.
– Ничего вы не можете думать! – прервал я его, выйдя из терпения.
Подвели лошадь, и едва я занес ногу в стремя, как солдат опять подошел ко мне.
– Дали бы хоть двух баранов!.. Я бы попросил, чтобы вас пропустили.
«Слыхано ли это?! Какой-то проходимец будет просить другого проходимца, чтобы честного труженика, идущего по своим делам и имеющего на руках все нужные бумаги, пропустили по казенной дороге! Боже мой! Где я, и что тут происходит?» – думал я.
– Давай уступим им и двинемся дальше, – посоветовал Симон.
– Никогда! – ответил я. – Надо же хоть раз проучить, этих грабителей!
– Проучим ли мы их?
– А как же, они получат выговор.
– Не вечно же начальником заставы будет этот толстопузый. Еще раньше, чем мы будем возвращаться, могут назначить другого, и тот будет так же грабить.
– Знаешь, если тебя послушать, так выйдет, что мир населен одними разбойниками! – раздраженно воскликнул я.
– Не одними разбойниками, а все же несправедливости в нем достаточно… Однако, знаешь, что я хочу тебе сказать? Если ты стоишь на своем, давай перейдем реку повыше и совсем минуем дорогу.
– Пустое ты говоришь! – вмешался в разговор пастух. – В прошлом году мы также вот верхами шли, через Джариах прошли, до самого Дзауга в глаза не видали государственной дороги, и все-таки казаки нас догнали и потребовали с нас вдвое больше…
– Как? Вы вовсе не шли по государственной дороге и с вас все-таки взыскали деньги?… – спросил я пораженный.
– Клянусь, что так! – подтвердил пастух.
Я уже готов был принять предложение Симона, чтобы самому убедиться в существовании такого разнузданного взяточничества, но, к сожалению, мост, которым пользовались без пошлины, оказался разрушенным инженерами, а вода в реке была высока, и я утвердился в решении ехать во Владикавказ. В это время к Балте с грохотом подъехал экипаж, и из него выскочил сам г. Делакруа.
Я объяснил ему все, рассказал про наши беды, и он сделал строгий выговор начальнику заставы.
– Милостивый государь, вы должны уметь разбираться в людях, не все ведь одинаковые! – добавил он, между прочим.
Я просил не исключения для себя, а справедливости для всех, и потому, не выдержав, сказал:
– Господин полковник! Я прошу не снисхождения к себе, а законных действий!
– Странный вы человек! – усмехнулся он. – Не можем же мы поступать одинаково с вами и с какими-то там мужиками!
