Большие снега | страница 25



не тем, кто угадал судьбу в конверте,
а тем, кто догадался вскрыть конверт
все с тем же вариантом: да и нет
Я закрываю окна. Я беспечен.
Ночь глубока, как был бездонен вечер.
Я пью вино.
Я волен проклинать.
Я волен возвышать и низвергаться,
я волен женских губ и рук касаться,
я о бессмертье не желаю знать.
Да, слово – боль. Да, слово жжет и губит.
Да, слово убивает, режет, рубит.
Но если мне придется выбирать
перед весами: чаша – откровенье,
другая чаша – блеск стихотворенья,
я не сумею,
не смогу солгать.
Я выберу. И выбор будет внятен.
Пройдут года,
деревья упадут,
изменит море берега пустые,
иссохнут реки, и родятся вновь,
мой выбор будет тем же: я искал,
мне не нужна судьба, что ждет в конверте.
Я столько в этой жизни умирал,
что, кажется, и правда я бессмертен.
1985

III

* * *
Запятая тайской джонки,
обессмысленный плеск воды.
Солнце – спицами велогонки
прорывает вечерний дым.
Что явилось? Чего не стало?
Будто зайчиком по стене:
если даже этого мало,
то зачем это нужно мне?
И зачем через темноту
эхом дымного соучастья
тлеет крошечное тату
на счастливом твоем запястье?
И дыши или не дыши —
как довериться только звуку?
Вечный ужас: чувствовать муку
совпаденья слов и души.
* * *
Азиатская земля
пахнет глиной и грибами.
Белый лотос в черной яме,
долго длится нота ля.
Солнце – жгучая оса.
Тени призрачны, как морок.
Взгляды дымным пылают порохом.
Только спрыгнуть бы с колеса.
Орхидеи. Дикость роз.
Жар полдневный. Нет движенья.
Ужас перевоплощенья
и бесшумных летучих гроз.
* * *
Вода Сиамского залива.
Вино Алайского прихода.
Ты безобразно некрасива
в минуту моего ухода.
Ты ослепительно прекрасна,
когда встречаемся мы взглядом.
Прости мне жадное пристрастье
к твоим тропическим нарядам.
Ты в этом сладостном наклоне
опять, как огнь, во мне пылаешь.
И умирая в долгом стоне,
ты никогда не умираешь.
* * *
Офицерская жена —
блядь, красавица, сестрица.
Мне нельзя в нее влюбиться,
вся она поражена
обаянием, как птица.
Сладость, нежность, непокой,
мне нельзя ее касаться.
Цвета старых облигаций
замша под ее рукой,
и любовники – всех наций.
Не хочу ее грехов,
не нужны ее обеды!
Но языческие веды
этих пламенных стихов —
символы её победы!
* * *
Две легких тени за окном
опять затевают игры.
Мелькают руки, ноги, икры
и пахнет розовым вином.
Над рестораном «Леди пинк»
струится розовая мирра.
Беспечной линией над миром
растянут перелетный клин.
И этой нежности внемля,
шипит и пенится у мола
еще не знающая пола
благословенная земля.
* * *
Вкус аскорбинки. Оскорбительно
заноет сердце. Ослепительно