Ульрих Цвингли. Его жизнь и реформаторская деятельность | страница 31
На эти слова не последовало возражения. Те самые, которые раньше громко и угрожающе называли его еретиком, теперь не находили слов для ответа. Напрасно бургомистр вызывал оппонентов, напрасно сам Цвингли просил, во имя христианской любви, просветить его, если он ошибается. Один из его приверженцев даже воскликнул с насмешкой: “Где же те крикуны, которые хотели нас сжечь и вызвались снести дрова на костер? Выступайте же теперь, если смеете!” Но все оставалось безуспешно. Прения, к великому удовольствию викария, не завязались, и собрание, по-видимому, должно было разойтись без всяких результатов.
Но тут случилось одно обстоятельство, которое совершенно неожиданно дало делу другой оборот. Один из присутствовавших пасторов упомянул о недавнем аресте Вейсса, отвергавшего заступничество святых, заметив, что раз никто не хочет возражать Цвингли, то, очевидно, и с Вейссом поступили несправедливо. Фабер счел нужным оправдать поведение епископа и при этом сообщил, что Вейсс скоро будет освобожден, так как, убежденный его, Фабера, доводами, он готов отказаться от своих прежних заблуждений.
Цвингли быстро сообразил, какую неосторожность совершил Фабер. “Сам Бог, видно, внушил господину викарию коснуться этого вопроса о заступничестве святых, – подхватил он с живостью. – Ведь это один из тех пунктов, по которым я обвиняюсь. Св. Писание учит нас лишь тому, что Христос – единственный посредник между нами и нашим Небесным Отцом. Так как господин викарий открыто хвастает, что он убедил фислисбахского священника в противном доводами из Св. Писания, то я прошу лишь одного: пускай он назовет те главы и изречения Писания, которыми он опроверг его. Если я ошибался, то охотно признаю свое заблуждение”.
Фабер почувствовал, что попался. Он попробовал увернуться от прямого ответа, произнес длинную речь о ересях первых веков, которые теперь выступают наружу, но все эти увертки не привели ни к чему. Его отказ защищать свое дело на основании одного только Писания, в сущности, равнялся молчаливому признанию своего бессилия. Бургомистр снова вызвал желающих оппонировать и, не получив ответа, объявил заседание закрытым. “А оружие, которым был сражен фислисбахский священник, что-то не выходит из ножен!” – не удержался и он от насмешливого замечания.
Победа была явно на стороне Цвингли. Оставшиеся в зале члены совета скоро пришли к следующему решению: так как Цвингли не был ни опровергнут, ни уличен в ереси, то он должен продолжать проповедовать Евангелие по-прежнему. То же самое должны делать и остальные городские и сельские священники. Обе стороны должны воздерживаться от взаимных оскорблений.