Скромность Франциска была так велика, что всякое чествование, всякие внешние выражения восторга и поклонения тяготили его. Характерной чертой его служит также отсутствие в нем склонности творить чудеса. Он смотрел на чудо лишь как на совершенно исключительное средство, служащее для облегчения страданий, но никогда не прибегал к нему для доказательства своей миссии или для того, чтобы придать вес своим идеям. Такое почти полное отсутствие элементов чудесного в деятельности Франциска тем более знаменательно, что оно совершенно противоречит тенденции его века. Стоит посмотреть жизнеописание любого из его учеников, причисленных к лику святых, чтобы убедиться в этом. Все эти жизнеописания представляют не что иное, как напыщенный перечень всевозможных чудес, между тем в жизнеописаниях Франциска чудеса занимают второстепенное место, причем даже большинство этих чудес совершено не самим Франциском, а вещами, ему принадлежавшими.
Франциск действительно еще при жизни сделался чем-то вроде реликвии. Вокруг него развилась настоящая мания амулетов, и куски его одежды, его волосы и даже обрезки ногтей считались святыней, которую верующие оспаривали друг у друга. Но это не могло радовать его и было только ему в тягость, тем более, что его тревожили и мучили перемены, совершившиеся в ордене. Высокий францисканский идеал бледнел и исчезал в туманной дали, и на первый план выступали особенно несимпатичные Франциску стороны монашества. Недовольные этими переменами братья часто жаловались Франциску, усиливая его душевные страдания. Он сознавал свое бессилие и невозможность изменить ход вещей и часто упрекал себя за малодушие, за то, что передал управление орденом в другие руки и не стал бороться с нахлынувшим потоком новых стремлений. Душевные страдания Франциска в значительной степени усиливались еще и его физическими страданиями. Силы его падали, появились приступы кровавой рвоты, и болезнь глаз, давно уже терзавшая его, приняла очень серьезные размеры. Но все это Франциск переносил с необыкновенной кротостью и терпением, сохранив до самого конца ясность духа. Только однажды он сказал посетившему его монаху, что даже пытку, пожалуй, легче перенести, чем приступы его болезни. “Но я всегда принимаю с покорностью те испытания, которые Господу Богу угодно было ниспослать мне”, – прибавил он тотчас же. Своим врачам Франциск сказал, что ему все равно, жить или умереть.
Предчувствуя близость кончины, Франциск страстно желал умереть на родине, и весной с большим трудом и беспрестанными остановками был перенесен в Ассизи. Там ему был оказан самый восторженный прием – все население высыпало к нему навстречу. Целое лето и часть осени Франциск, больной и страдающий, пролежал в доме епископа, но физические муки не помешали ему, однако, сочинить гимн “сестре нашей, телесной смерти”.
