– Что же так дешево? – спросил я девушку.
– А так, бо у нас дешево, – отвечала она, грустно надпираясь рукой.
– Ты сирота, верно?
Девушка утвердительно кивнула головою.
– Ни отца, ни матери нет?
– Мать умерла, – так же грустно продолжала сирота.
– А отец?
– Отца не было, – отвечала она с полувеселою, полуироническою улыбкою.
– Верно, мать солдатка была?
Девушка опять утвердительно кивнула головою.
– Что ж, тебя никто не сватает?
– Никто.
– Ты ж такая хорошая, красивая.
Девушка слегка зарумянилась, утерла рукавом нос и сказала: «Ну, дак что ж?»
– Чего ж на тебе не жениться?
Девушка молчала.
– А ты пошла бы замуж?
– Разумеется, пошла бы. Надоело уж чужие кутки-то (углы) обивать, – отвечала она, с постоянным выражением грустной иронии.
– Может быть, Бог даст, выйдешь, – сказал я, чтобы сказать что-нибудь.
– Может, знайдется такой же до пары, да и поберутся, – промолвила «пани совестная» с чувством некоторого достоинства.
– А хозяйский сын будто уж и не может на сироте жениться?
– Чего не может! Только посаг (приданое) все ж таки какой-нибудь нужно.
– А Бог с ними, те хозяйские сыны! – резко сказала девушка, соскочила с лавки и стала поправлять горевшие лучинки.
– А бедному жениться, так и ночь коротка, – сказал я, вспомнив малороссийскую пословицу.
– А так, пане, – серьезным тоном заметила хозяйка.
Девушка пристально стояла у огня, сложив руки на молодой, очень красиво очерченной складками белой рубашки груди, и ни слова не сказала. Только по тонким устам ее милого, свежего и немножко хитрого личика снова промелькнула ироническая улыбка.
«Пан совестный» вошел с пятью крестьянами, т. е. с двумя извозчиками, которые нас привезли из Беловежи, с двумя, которые должны везти из Кивачина до Шерешова, и десятником, наряжавшим подводы. Мы заплатили прогоны за дорогу от Беловежи и дали по злоту на водку. Мрачный и бесстрастный литвин, от которого нельзя было дорогою добиться слова, прояснел и стал рассказывать, как разложены наши вещи. Десятнику дали гривенник. Выходя из хаты, я дал двугривенник на ленту Олесе, сироте, с которой беседовал, и не успел спрятать руки, как она неожиданно ее поцеловала.
– Выходи замуж, – сказал я, прощаясь с нею.
– Спасибо пану на добром слове, – отвечала она.
—
По одному ехать на фурманке очень удобно: сидишь между колесами, не трясет, и не рискуешь беспрестанно выпасть. На эти фурманки здесь ставят по две бочки сала (Low), и еще напереди остается место погонщику; но они, как я уже сказал, очень узки. Мой новый возница, молодой парень лет 22-х, с длинными волосами и довольно приятным, хотя и бесцветным лицом, беспрестанно ежится в своей худой свитке.
