В жизни Ковалевской и в ее характере мы должны провести границу между главными чертами и, так сказать, частностями. Но при этом, конечно, мы должны соблюдать величайшую осторожность, потому что частности нередко скорее и больше бросаются в глаза, чем главные черты. Ковалевская была не только замечательным математиком, но и женщиной с привлекательной наружностью, привыкшей к услугам и к поклонению, а главное к тому, что окружающих интересует всё к ней относящееся. Это развило в ней привычку высказывать довольно откровенно свои ощущения и впечатления. Поэтому мы видим в ней много такого, что скрыто от наших глаз у других или замаскировано. Если бы знаменитые математики не имели привычки быть сдержанными в проявлениях своей внутренней жизни, то мы заметили бы те же явления у многих из них; живой обмен мыслей, поддержка и сочувствие играли также большую роль в деятельности гениальных мужчин, и не одно величайшее открытие обязано своим происхождением чисто внешним условиям и даже простой случайности: всем известна история упавшего яблока, обратившего внимание Ньютона на закон всемирного тяготения, или ванна Архимеда, из которой он вынес физический закон, названный его именем.
Возьмем более близкий пример: сочувствие Гаусса поддерживало нашего математика Лобачевского в его исследованиях. Укажем также на многих гениальных математиков, ощущавших потребность делиться своими мыслями с женщинами. Лейбниц употребил много усилий разъяснить свою теорию бесконечно малых величин Софии Ганноверской. Д’Аламбер совершенно оставил одно время математику для совместного, более легкого труда с госпожой Леспинас. Эйлер с увлечением писал свои письма к немецкой принцессе о научных предметах. Эти факты всем известны, и никто не думал приписывать их умственной несамостоятельности великих людей. Сильную потребность совместного труда ощущали и ощущают многие ученые. Вейерштрасс также находил большое удовольствие в занятиях с Ковалевской. Можно сказать только, что Ковалевская высказывала эту потребность вследствие приведенных причин чаще и сильнее.
Поездка в Россию и разные житейские интересы и вопросы, с нею связанные, отвлекли на некоторое время Ковалевскую от ее главного труда в области математики, но при первой возможности она бралась за него снова к великому удовольствию Миттаг-Леффлера, который в первое время после приезда Ковалевской из России приходил в отчаяние, заставая ее в гостиной с вышиванием в руках, – это вышивание всегда служило признаком усталости или погружения в сложные вопросы жизни. Весною 1887 года Ковалевскую снова вызвали в Россию к больной сестре, но на этот раз и у постели сестры она, насколько могла, не оставляла своих занятий, несмотря на крайне тяжелое настроение; она писала из Петербурга в Стокгольм:
