– Ты погубил всю мою жизнь, – говорит Грегерс отцу, – только из-за тебя я осужден скитаться, преследуемый и мучимый больною совестью.
Верле. Вот как, с совестью обстоит неблагополучно.
Грегерс. Я должен был восстать против тебя еще тогда, когда ты расставил сети лейтенанту Экдалу. Я должен был предупредить его.
Верле. Да, тогда следовало тебе говорить.
Грегерс. Я не смел, настолько был я неискренен и труслив… Но теперь я могу освободить Ялмара ото всей лжи, которая погубит его.
Верле. Ты надеешься сделать этим доброе дело?
Грегерс. Да, я надеюсь.
Верле. Ты полагаешь, что фотограф Экдал такой человек, который поблагодарит тебя за эту дружескую услугу?
Грегерс. Да, он таков.
Верле. Гм, это мы увидим.
Грегерс. И, сверх того, если я хочу жить, то должен найти исцеление для своей больной совести.
Верле. Ее ты никогда не исцелишь. Твоя совесть больна с детства. Это – наследство твоей матери, единственное, которое она тебе оставила.
Верле предлагает сыну половину состояния; Грегерс отказывается: «Этого я не должен сделать, ради своей совести».
Верле. Ты снова уедешь в контору?
Грегерс. Нет, я считаю себя вышедшим из твоей службы.
Верле. Чем же ты намерен заняться?
Грегерс. Исполнить задачу жизни, больше ничего.
Верле. А потом? Чем ты жить будешь?
Грегерс. Я кое-что отложил от своего жалованья.
Верле. Надолго ли хватит этих денег?
Грегерс. На мой век хватит.
Верле. Что ты этим хочешь сказать?
Грегерс. Больше я тебе не отвечаю.
Верле. В таком случае прощай, Грегерс.
Грегерс. Прощай.
Так расстается отец с сыном после того, как последний намекнул на желание покончить с собою. И подобные сцены, от которых веет неподвижным холодом смерти, все чаще попадаются в последних пьесах Ибсена.
Еще резче, чем старый Верле, нападает на Грегерса, на его безумную проповедь правды доктор Реллинг. Гина, предчувствуя несчастье от вмешательства Грегерса в их семейную жизнь, спрашивает Реллинга, правда ли, что молодой Верле – помешанный?
– К сожалению, нет, – отвечает Реллинг, – он не более помешан, чем мы с вами, но тем не менее он болен.
Гина. Чем же он страдает?
Реллинг. Скажу вам. Он страдает острой горячкой правдивости… Это наша национальная болезнь, но обнаруживается она только спорадически.
То же самое высказывает Реллинг в лицо Грегерсу, разъясняя ему, как ничтожны и жалки те люди, которым он проповедует правду, и насколько эта правда для них пагубна. «Но в таком случае, – спрашивает Грегерс, – как можете вы называть их друзьями и водиться с ними?»
