— Я вижу, вам очень нравятся мои ботфорты, миледи?
Она вздрогнула и посмотрела ему в лицо. Он улыбался лукаво и ласково.
— Смею надеяться, что я не так уж неприятен тебе. Даже в этих ботфортах.
Пенни слегка смутилась и протянула ему стакан с газированной водой. Она совсем не хотела оправдываться перед ним.
— Возьми, выпей. Тебе будет легче. А то, не дай Бог, опять потеряешь сознание.
— А я ничего не терял, просто вздремнул немного. — И он отхлебнул глоток воды и принялся с любопытством изучать протянутый ему стакан. — Ты напрасно беспокоилась.
— Что ж, если тебе так хочется, можешь звать это сном.
Она насмешливо улыбнулась. «Вот уж, право, большой ребенок». И стала с интересом наблюдать за его манипуляциями с пластиковым стаканом. Он на мгновение оторвался от своего занятия, и глаза его блеснули озорством.
— Неужели леди беспокоится?
— И не надейся.
— Какая строгая кошечка! Скажите пожалуйста!
Он с улыбкой оглядел ее с ног до головы, а потом покосился в сторону иллюминатора. Море белого пушистого тумана тянулось под крылом самолета от горизонта до горизонта. «Господи Иисусе! Мы летим над облаками!» Рэмзи все еще никак не мог прийти в себя от первоначального испуга.
— Красиво, правда?
Пенни сказала это так тихо, что он едва расслышал ее слова.
— О да! Великолепно!
Он подумал, что даже братья Монгольфье , вероятно, подивились бы тому, что с ним происходит. Все еще испытывая легкий трепет волнения, он поудобнее расположился в кресле, словно рассчитывая, что более устойчивое положение на сиденье придаст большую уверенность ему самому.
— Как ты себя чувствуешь? Здоровье не подведет?
Рэмзи было приятно, что Пенелопа заботится о нем. Но все же он чувствовал некоторое излишество в этом ее чересчур пристальном внимании.
— Не подведет, не пугайся.
Он нахмурился, покосившись на нее неодобрительно. И Пенни усмехнулась, поднимаясь со своего места и подходя к противоположной стене салона. О'Киф подумал, что она хорошо держится. Даже в минуты волнения или недовольства ей свойственна какая-то особая врожденная пластика и грациозность движений.
Вот и теперь легким изящным жестом она сняла со стены длинную продолговатую коробочку, похожую на ту, с которой она разговаривала в автомобиле, и нажала на несколько белых кнопок. «Телефон», — вспомнил Рэмзи. И невольно залюбовался красотой ее четко очерченных губ. Изящно изогнутые, алые, как заря, они, казалось, просили долгого нежного поцелуя, как рассветное солнце просит ласки набегающих волн. И так же как и солнце, часто сияла на этих губах светлая добрая улыбка. И все же прикоснуться к ним казалось Рэмзи почти невозможным.
