После завтрака отец семейства, Санко, устроился спать в углу, на половиках. Он всю ночь валил траву за рекой. Стрекот его конной косилки, его матерное погоняло наполняло ночь ужасом. Проснешься и слышишь сквозь марлю его бесконечный злобный ор.
Весь больной, израненный Санко не ходил, а таскался. Голова всегда низко наклонена. Руки чуть не землю гребут. В следующую зиму помер "от рака желудка".
Вовке мать вообще ничего не дала на обед. Сама придет "грабить", принесёт.
Вот высшая радость бытия! Дорога через деревню поднимается вверх. Прицел в самое солнце. Белое. Серебряное. Новорожденное.
На перегибе - конюшня. В усадьбе раскулаченного. Какая-то тайна окружала это строение. Детская душу чувствовала что-то недоброе в ауре дома. С приближением к нему охватывала безотчетная настороженность.
Тогда - просто колхозная конюшня. А теперь скажу об этом строении: комплекс. Составьте пять домино углами в виде латинской "S"- такая архитектура. Площадью более тысячи квадратных метров. В два этажа. То есть - умножьте еще на два.
Но тогда даже не задумывался о бывших хозяевах. Тогда меня Воронуха интересовала больше всего. Хомут ее, именной "на спице" - деревянном штыре в стене. Седёлко. Оброть. Волоку все это сладко пахнущее лошадью, к дровням. А с уздечкой в руках - во двор. Там - по щиколотку навоз с конской мочой. Пол давно изгнил. Лошади стояли в яме, полной их собственных испражнений.
Мне сейчас говорят - вы счастливый. В такой жидкости побродить - на всю жизнь защита от ревматизма. Грязевые ванны первый класс! И вправду, до сих пор не знаю, что такое ломота в ногах. Спасибо, кони, за профилактику. Здоровья мне прибавили, сами зимой вмерзая в эту жижу, задыхаясь в собственных нечистотах, захлебывались…
В то время, когда Титов готовился к полету в космос, я как раз и пытался охомутать несчастную Воронуху. Она морду вскидывает, а у меня росту - метр с кепкой. Не достать. На то есть хитрость. Отламываю от своей "пайки" кусок - кобыла за ним хоть в петлю. Голодуха! За кусок хлеба и морду в хомут сунет, и взнуздать позволит, и попятится в оглобли. Останется только дугу в гужи заложить, супонь стянуть через колено да чересседельником всю упряжь вверх подбить, чтобы холку хомутом не намять.
Всё, как во времена Рюрика.
Вицу на березе сломить. Забраться на кобылу. И - "давай, космонавт, потихонечку трогай!" Проехать рысью мимо двадцати заброшенных домов. Мимо их пустых глазниц, заколоченных окон. Провалившихся крыш. Земляных воронок вместо колодцев, словно туда бомбы попали.
