Наконец всё лишнее было убрано со стола, оставшиеся документы разложены по папкам и аккуратно сложены в стопку. Настя критически оглядела наведённый порядок и снова уселась на своё место.
— Юра, дед Немчинов — одна из наших версий в деле об убийстве Барсукова. И мы должны знать о нём как можно больше, прежде чем начнём с ним разговаривать. Он может оказаться очень опытным и опасным преступником, и если мы его спугнём — прощения нам с тобой не будет. Главным образом, конечно, тебе, потому как я в этом деле с боку припёка. И есть ещё одна деталь, которую я хотела бы прояснить. Василий Петрович Немчинов был задержан на платформе, когда ждал электричку, чтобы уехать в Москву. В уголовном деле есть план посёлка, от дачи до платформы не больше пятисот метров по хорошей грунтовке. Стало быть, средним шагом можно дойти минут за десять, а быстрым — ещё меньше времени нужно. Однако деда взяли на платформе, когда с момента убийства прошло почти полтора часа. Я хочу найти расписание движения поездов за тот год и убедиться, что в этот самый момент между электричками действительно был большой перерыв. В противном случае я, как говорят в Одессе, интересуюсь знать, почему он не уехал на первом же проходящем поезде и где болтался целых полтора часа. Нормальный человек должен ноги уносить с места преступления как можно скорее.
— Это было поздно вечером? — спросил Коротков, наморщив лоб. — Я не знаю подробностей.
— Нет, солнце моё, это был белый ясный день, по телевизору как раз «Семнадцать мгновений весны» показывали. И при этом суббота. У меня, конечно, дачи нет, но даже я знаю, что в выходные дни не бывает таких перерывов между поездами, в радиусе тридцати километров от Москвы электрички ходят каждые десять-пятнадцать минут. Повторяю, я найду расписание и уточню этот момент, но мне уже сейчас понятно, что тут не всё гладко.
— Ясно, — кивнул Юра, — информацию принял, сомнения разделяю. Давай зови своего экстрасенса.
— Не вздумай так назвать Павла, он обидится, — предупредила Настя, снимая телефонную трубку.
Зотов любил обедать в дорогих ресторанах, причём именно обедать, а не ужинать. Днём всегда было мало народу, и от этого у него возникало ощущение изысканности и привилегированности, которое всегда исчезало, когда вокруг было много посетителей. Какая же это привилегия, если она доступна такому числу людей? Ужинал он обычно дома, а вот обедать предпочитал в «Англетере» или в другом ресторане такого же класса.
