— Ну, да теперь уже всё равно.
Вошёл служащий с новой доской, на которой были написаны счета. Он снял фуражку, поклонился, положил доску на конторку, снова поклонился и вышел. В ту же минуту зазвонил телефон.
— Одну минуту, Андреас, я только... Вероятно, это какой-нибудь заказ. Алло!
Оле записал заказ, позвонил и отдал записку служащему.
— Я тебе только мешаю, — сказал Тидеман. Ага, здесь две доски, дай-ка мне одну, я помогу тебе.
— Ну, вот ещё, — ответил Оле, — недостаёт, чтоб я усадил тебя за работу!
Но Тидеман уже приступил к делу. Эти странные штрихи и значки в полусотне рубрик были ему знакомы как нельзя лучше, и он подводил итоги на клочке бумаги. Они стояли по обеим сторонам конторки, изредка перекидываясь шуткой.
— Однако это не значит, что мы должны пренебрегать стаканами!
— Нет, ты совершенно прав.
— Ей Богу, давно у меня не было такого приятного дня, — сказал Оле.
— Неужели? А я как раз хотел сказать то же самое. Я сейчас из «Гранда»... Да, чуть было не забыл сказать! Ведь я должен передать тебе приглашение, на четверг. Прощальный вечер в честь Ойена. Будет ещё кое-кто.
— Вот как? А где же?
— У Мильде, в мастерской. Ты ведь придёшь?
— Ну, разумеется, приду.
Они снова отошли к конторке и принялись за работу.
— Ах, Господи, помнишь ты старые времена, когда мы сидели на одной скамейке! — заговорил Тидеман. — Все мы были безусые мальчишки, а мне кажется, будто прошло всего несколько месяцев, так ясно я помню всё из того времени.
Оле отложил перо. Счёт был кончен.
— Я хочу сказать тебе кое-что... только ты извини меня, Андреас, если найдёшь это неуместным... Ну, допей вино, голубчик. Я принесу другую бутылку, это вино не для такого дорогого гостя.
С этими словами Оле вышел, он явно был сильно смущён.
«Что с ним такое?» — подумал Тидеман.
Оле вернулся с новой бутылкой — точно из бархата с высоким ворсом, она вся была окутана длинными нитями паутины. Оле откупорил её.
— Не знаю, каково оно, — сказал Оле и понюхал вино в стакане. — Попробуй, это настоящее... Я думаю, тебе понравится. Я забыл, какого оно года, — только очень старое.
Тидеман тоже понюхал, отхлебнул, попробовал, поставил стакан и посмотрел на Оле.
— Ну, что, не плохое винцо?
— И даже очень, — ответил Тидеман. — Не стоило откупоривать его для меня.
— Скажешь тоже! Бутылку вина-то!
Молчание.
— Ты, кажется, хотел мне что-то сказать? — спросил Тидеман.
— Да, то есть, собственно, я вовсе не хотел, но... — Оле подошёл к двери и затворил её. — Я только подумал, что ты, может быть, сам не знаешь, и хотел рассказать тебе, что на тебя клевещут, прямо смешивают тебя с грязью. А ты этого не знаешь.
