Славка сидел, зарывшись в сухие листья. Протирая кулаками заспанные глаза, он бросился к матери. Очков у него не было. Потерял, наверное.
- Мама, мамочка! Что же ты плачешь?! Я же нашелся! Вот я! - говорил Славка, обнимая Нину Васильевну. А потом тихо так попросил: - Пить.
А мы-то и забыли, что он третий день был без воды и без пищи.
Нина Васильевна со Славиком шли теперь чуть впереди. Мы, то есть Яков Павлович, проводник и я, не сговариваясь, чуть приотстали, чтобы оставить их вдвоем. Хотя никаких разговоров, которым мы могли бы помешать, не было. Они шли обнявшись: Нина Васильевна держала Славкины руки в своих, а потом вдруг нагибалась, брала его за щеки и целовала. И они все время шли держась за руки, словно боясь, что снова могут потерять друг друга.
А проводник говорил Якову Павловичу и мне негромким своим голосом:
- Да, валдайцы подарили нам отличного пса. И вот, в Валдае же, он получит самую дорогую запись на своем личном счету.
- На счету? - удивился я.
- Ну да. У нас, в розыске, каждая собака имеет свое личное дело, и там же записывается, на какую сумму она нашла. Ну, скажем, магазин ограбили, а собака все отыскала. И вот уже у нее на счету найденные десять тысяч, то есть я хочу сказать - стоимость найденного товара. Есть у нас собаки-миллионеры, такие они крупные дела раскрывают и возвращают украденные ценности. Цифра к цифре, и, глядишь, - миллион.
- Ну, - сказал я, - сегодня Серому никаких денежных сумм не прибавилось, хотя поработал он отлично.
Проводник потрепал Серого по загривку:
- Это уж работа у нас такая, что душа должна быть при деле. А что денежный счет у Серого не вырос - не беда. Есть кое-что и подороже денег, ценнее любых миллионов.
Мы вышли на полянку, где совсем недавно встретили двух молодых доярок - учениц Архипкиной. Только сейчас я заметил, как здесь красиво. Молодые березки казались шелковистыми, стволы их чуть разрумянились от предзакатных лучей, словно раскраснелись от радости, что Слава спасен.
Мне осталось досказать немногое. Как выяснилось из Славиного рассказа, попав в лес, он очень скоро сбился с тропинки, которая, как ему сказали, вела на мельницу. Хлеб и сахар были съедены в первые же часы блуждания по лесу. Потом, только однажды, ему попался малинник. Но этим нельзя было утолить голод. А есть хотелось все сильнее и сильнее. Особенно сосало в желудке в то время, когда Слава привык обедать. Потом чуть отлегло. Но желудок, как будильник, напоминал о себе точно-точно, теперь уже в час ужина.
