— Ты… Ты даришь ее нам? — изумился Виви.
— Дарю. Я стар, и на Серых Равнинах, куда мне предстоит уйти в скором времени, такие игрушки ни к чему… Может, вам она пригодится? Я буду рад.
— О-о-о… Отец… Как ты добр…
Глаза талисмана наполнились слезами. Он быстро наклонился и приник губами к руке купца.
— Мой Виви… — прошептал тот, ласково гладя рыжие вихры Висканьо. — Ты больше не покинешь меня?
— Нет… И… Я исправился, отец. Я не беру чужого…
Конан хотел было язвительно хмыкнуть на такое заявление, памятуя о вылаканном однажды ночью пиве именно этим честным парнем, но почему-то удержался, а почему — он и сам не смог бы объяснить.
— Конан… — обратился вдруг к нему Виви, — я хочу тебя попросить… Возьми пастушку себе… Ты большой и сильный, ты и без меня справишься с этим делом… А я — я останусь с отцом.
— Конечно, добрый друг, — подхватил купец. — Забирай ее! И скажи, можем ли мы еще чем-нибудь помочь тебе?
— Только глотком немедийского, — сумрачно буркнул Конан. Как надоел ему этот мальчишка за несколько дней пути, но сейчас, наконец от него избавившись, он отчего-то не ощущал ожидаемого облегчения. Подавив вздох, происхождение которого так и осталось для варвара загадкой, он поднялся, подмигнул талисману, растянувшему рот в счастливой и глупой улыбке, и пошел к двери.
— Я провожу тебя, Кони, — вскочил рыжий. — Ты сам не найдешь дорогу…
«Опять Кони», — с досадой отметил про себя киммериец, но заострять на сем внимания не стал: все равно он видит Висканьо последний раз.
— Прощай, добрый друг! — махнул ему рукой купец. — И не забывай, коли будет что-либо нужно — приходи!
…За ворота Конана вывел Сизый Нос. Настроение его с утра явно улучшилось, и в блеклых глазах загорелся лукавый огонек, по всей видимости следствие принятого пива. Он долго и упорно кланялся варвару, а потом вдруг отчетливо выругался ему вслед и с грохотом закрыл ворота.
А Конан возвращался в «Искалеченного в боях Свилио», и с каждым шагом Мессантия раздражала его все больше, равно как и пастушка, покоящаяся во внутреннем кармане дорожного мешка. В душе варвара не осталось ни азарта, ни жажды денег, ни желания снова видеть рожу Веселого Габлио, который наверняка заявится скоро в тот же трактир; и если б не привычка всякое дело доводить до конца, киммериец уже уехал бы отсюда куда подальше, ибо и город, и люди не вызывали в нем интереса, и даже лишнего дня он не хотел бы провести здесь. А пастушка… Что пастушка! Самое место для нее на дне морском. Но — так уж и быть, Конан поможет ей воссоединиться с овцами, а потом…
