Так он сидел довольно долго, привязанный ремнями к пилотскому сиденью, не в силах пошевелиться. Потом осторожно отстегнул поясной замок, оттянул ремни парашюта. Стало легче. Он сполз с сидения и нагнулся над Банниковым. Тот пошевелился.
— Жив, — радостно проговорил Колосков, ощупывая тело друга.
Штурман застонал. Сквозь брюки просачивалась кровь Мокрая гимнастерка уже успела замерзнуть и звенела, как жестянка.
— Куда ранило? Слышишь, Борис! Куда?
— В спину, — чуть слышно ответил штурман. — Очень больно.
Летчик медленно приподнялся, разглядывая место падения самолета. Бомбардировщик врезался в кусты. Кроме этих нескольких деревцев, кругом была голая степь, жилья поблизости видно не было. Поднятые ветром желтые листья влетали в разбитый корпус самолета и шуршали там.
— Далеко забрались, — проговорил Яков. — Ночь… только она и спасла нас. Как же быть?
— Яша, — зашептал штурман, — кроме Белокаменской, населенных пунктов поблизости нет. Это километров пятнадцать отсюда. Сможешь добраться? Там живет брат матери. Помнишь, в 1940 году у наших гостила Елена Александровна, жена дяди Феди…
Колосков, молча посмотрев на штурмана, присел на корточки.
— Я не брошу тебя, Борис. Давай подумаем вместе, может, что еще на ум придет.
Он осторожно отстегнул у штурмана парашют, распустил его, достал из кармана нож и стал срезать стропы.
— Сделаю тебе из руля поворота сани, попробую дотянуть.
Через полчаса все было готово для трудного путешествия.
— Ну, держись, Боря.
Яков потянул за белые стропы, и руль поворота, прижатый телом штурмана, сдвинулся с места. «Совсем ты плох, друг, — думал Колосков. — Надо быстрее двигаться, каждая минута дорога. Надо уйти подальше в лес от места падения самолета и от грунтовой дороги, которая ведет к линии фронта».
Долго полз Яков, таща за собой Банникова. Наконец, он решил отдохнуть и остановился. Банников открыл глаза:
— Сына повидать хочется… Яша. Так хочется.
Сглотнув горький комок, Яков проговорил:
— Увидишь еще… Летчиком сын станет.
Ветер постепенно слабел. Стало тихо. Слышалось лишь поскрипывание кустов, тронутых тонким льдом, да временами доносился посвист вороньих крыльев. Голодные птицы стаями кружились над полем.
— В детстве и я мечтал быть летчиком, — тихо заговорил Борис. — И вот не получилось из меня истребителя, стал штурманом… Ты, Яша, в Белокаменскую заходи с южной стороны. На площади трехэтажное здание — это школа, рядом живет дядя мой, Федор Банников, его все знают… Не забудь документы мои взять, а если первым попадешь в Харьков, зайди к нам. Таня любит тебя…
