Она слегка вздрагивала, чуть приподнималась, вдавливалась в мою грудь, руки ее беспрестанно трогали мое лицо, голову, бедра то костенели, то расслаблялись.
Ей был нужен я. Я! И никто другой. Так бы вечно, подумал я.
— Так бы вечно, — сказала она.
— Да, да, да...
Я все гладил ее, и ее кожа, ее тело, вся она расцветала под моими пальцами.
— Кто ты? — тихо спросила она. — Кто?
— Виртуальный человек, — ответил я издалека. И снова бегают пальцы, скользят ладони, тела льнут друг к другу.
— Открой свое лицо, — шепчет она.
Я не могу открыть свое лицо. Его у меня нет. Я и сам не знаю, какое у меня лицо. А ладони все сжимают ее тело.
— Назови себя, — просит она.
И этого я не могу сделать. Я не знаю, кто я. Да, виртуальный человек. Виртуальный и только.
— Назови меня, — требует она.
Я не сомневаюсь, я знаю, как ее зовут. Другого имени у нее не может быть.
— Каллипига, — шепчу я ей на ухо.
— Ты любишь свою Каллипигу? — спрашивает она уверенно.
— У тебя самое совершенное тело. Конечно, я люблю тебя, Каллипига.
— Я рада. Я верю тебе.
А компьютер не выключен. "История государства Российского" пишется и пишется. Как выкручивается из неожиданной ситуации Сократ? Что говорит он своим слушателям о спасении мира?
— Мир спасен, — говорю я ей.
— Да, да. Спаси, спаси мир, — требует она.
Вот он, весь мир, у меня на коленях. Вот он мир, трепещущий, живой, теплый, ждущий и получающий, требующий и покорный, погибающий и спасенный.
— Еще миг вечности, — просит она.
— Возьми всю вечность, — отдаю я. Мне не жалко. У меня было-есть все, кроме нее. А теперь — и она.
— А ведь высшая красота в высшей степени привлекательна, — говорит Сократ в моем "Государстве"
— Еще бы! — отвечаю я. — Красота спасет мир, — повторяю я чьи-то слова.
— Да, — отвечает Каллипига.
Звенит зуммер на ее компьютере, сминая мысли Сократа и мои — тоже. Каллипига вскакивает, становится спиной ко мне, загораживает мыслеэкран. Ягодицы ее едва заметно вздрагивают.
— Да, — говорит она. — Да, — говорит она растерянно. — Да, — говорит она в отчаянии.
Короткий разговор окончен. Каллипига поворачивается ко мне. Она снова начинает дробиться.
— Мне надо в Космоцентр, — говорит она.
— Конечно, — соглашаюсь я, зная, что тут уж ничего не поделаешь. — Я провожу тебя.
Она не пытается даже надеть платье. Это сейчас бесполезно. Оно все равно сползет с нее. Она лишь хватает его одной рукой, подавая мне другую. И прижимается ко мне, чтобы спастись. А платье волочится по полу нашего жилого-нежилого отсека, потом по ничто, и вот уже по слегка ребристому, рифленому полу Космоцентра человеко-людей.
