— А ты с тем временем что собираешься делать? — спросила жена. — Мне-то, конечно, все равно, но кабы не протухло.
— А пусть себе лежит, — сказал я, отмахнувшись. Нужно было мыслить свою мысль, не отвлекаясь.
— Тра-ля-ля, — пропела жена и тут же глухо выругалась, а на мыслезаписыватель "Пентюха" упала скрюченная и полураздавленная целочисленная дробь. Я смахнул ее на пол, пусть пропадает.
— Тру-лю-лю, — снова пропела жена и слегка раздраженно спросила: — Ты на меня внимание обращать будешь или нет?
У меня как раз Сократ подловил на метафизическом противоречии перипатетика Теофраста, а тут семейный скандал назревает...
— Меня эти чертовы дроби жрут, а тебе хоть бы хны!
Даже Сократ сбился со своей мысли, а уж на что был натренирован свой Ксантиппой. И Теофраст побледнел. Этот-то вообще был холостяком.
— На колени бы посадил... — канючила жена. — У нас все не как у людей.
Но каких людей, — не уточнила: виртуальных или человеко-. Нет, общность жен в моем "Государстве" ее сейчас не интересовала. Общность мужей — вполне вероятно.
Их было двое. Одна — эта, раздраженная и страдающая от въедливых дробей, и вторая — та, под струями сверкающего дождя, сама искрящаяся и блистающая, совершенная и самодостаточная в своей красоте. Я мог погладить эту по спине или животу, и тогда дроби в панике начали бы отпадать с нее, раскатываясь по углам и исчезая. Я знал, что именно этого она и хочет. Я должен был помочь ей, спасти ее от страданий, очистить и обновить ее шелковистую кожу. Но я также знал, что у нее самоснимающееся платье. И, если я обниму ее, эта человеко-самка исчезнет и останется только та, совершенная.
Кажется, ее интересовали не только мои труды по теории виртуального государства, не только пакеты со временем, кстати, спрятанные в барокамере самого Космоцентра, кажется, ее интересовал и Я-сам. Эта мысль была приятна мне. Эта мысль страшила меня.
Что я мог поделать? Где сила идей, если такое тело страдало? Я провел рукой по ее спине. Платье со щелчком расстегнулось и начало сползать с ее плеч, на которых что-то пузырилось, лопалось и возникало вновь. Я погладил ее плечи обеими своими право-левыми руками, очищая кожу. И вот она стала возникать, с упругой чистой кожей, как Афродита из пены морской. Мои руки жили сами по себе, зная, что им делать. Они поглаживали слегка покатые плечи, сильную спину, упругие груди, тонкую нервную талию. Крепкие ягодицы совершенными полушариями ожили под моими ладонями. Дрогнули бедра и колени. Человеко-самка уже сидела у меня на коленях, прижимаясь ко мне напряженным животом и внезапно отвердевшими грудями. Руки ее обняли мою шею. Она принимала в себя столько, сколько хотела.
