— Конечно, — согласился Пат. — Вот у нас в поселке жил охотник, старик Захаров. Его отец был каторжанин, еще в старое время к нам сослали. Сын с детства начал охотиться. Лучшего охотника на острове не было и нет. Одних медведей он убил больше восьмидесяти. Все его дети — пять сыновей — тоже стали охотниками. На войне двое погибли. А один вернулся без руки. И все равно продолжал охоту. Для них это было, как ты говоришь, искусство. Ну, а старик недавно помер. Ох и старик, я скажу тебе. А дома у него ни одного трофея не было. У всех охотников до черта всяких трофеев, у него же изба совсем пустая. Однажды он мне и говорит: «Зачем мне трофеи, если у меня сила в руках и глаз как в юности, ни к чему, я пока старости не боюсь». Ничего не боялся, в тайгу на месяц ходил один, ну и старик, ласковый такой, мягкий, умер уже. Зато сыны живут, охотники тоже дай бог.
— Эх, Пат, взял бы я тебя своим помощником, да беден, как крыса церковная. Себя-то прокормить не могу. А если папа еще от меня откажется, тогда весь мой цирк от голода помрет.
— Ты к нам приезжай. У нас еды много, — сказал Пат, — не отчаивайся, Кленов. Не всем зато быть такими дрессировщиками.
— Это верно, — грустно заметил Кленов, — что правда, то правда, не всем. Ну, давай спать. Завтра еще поговорим.
Кленов постелил Пату на раскладушке и накрыл его тулупом.
И опять то же чувство овладело сыном каюра, как и накануне, когда он шел по тихому призрачному поселку, зажатому в долине сопками (ели грузно нависали над крышами домов, фиолетово поблескивал снег, и тени пересекали улицу зигзагообразно), — время будто остановилось, и нет ни вчера, ни завтра, а только одно зимнее сегодня. И оно тянется, тянется невозмутимо и безразлично.
По ту сторону окна возник профиль лошадиной головы. Лошадь смотрела сквозь стекло на мальчика одиночеством немого, и Пат решил: «Пойду, погуляю с ней по улице». Он оделся не спеша, чтобы не потревожить Кленова, и вышел на свидание.
Лошадь потерлась губами о щеку мальчика, Пат похлопал ее по ноге и сказал:
— Подышим ночным воздухом, да, лошадь?
Лошадь смирно переступала ногами, приноравливаясь к шагу мальчика. Дойдя до конца поселка, они чинно повернули обратно.
На развилке улиц лошадь встала, и, как ее Пат ни толкал в бок, ни с места. Подумав, она побрела к видневшемуся в сумраке сараю, и мальчик из любопытства последовал за ней. Дверь сарая была закрыта на щеколду, лошадь умоляюще посмотрела на мальчика, однако он не понял ее просьбы. Она нетерпеливо подтолкнула его в спину.
