Я был своим человеком в доме Тонегару, поэтому споры зачастую велись в моем присутствии. Меня это только потешало, потому что моим кредо было: достоверность недостоверного, – я полагал, что никто не может предугадать будущее, к чему же тогда эти напрасные бесконечные споры? В душе каждого из нас дремлют до поры до времени непредвиденные, неожиданные наклонности, – попробуй предвосхитить их, если ты не волшебник.
Адриан понимал смысл жизни иначе. Он верил в победу человеческого разума. «Вот, смотри, – он брал книгу и показывал мне, – это фотография, а вот портрет маслом. Сравни их. На фотографии лицо четкое, я бы сказал – аккуратное. Портрет кажется небрежным, здесь нет той внешней похожести, что на фотографии, но глаза выражают мысль, их взгляд глубок и сосредоточен, лицо эмоционально – так и видишь характер человека. А на фотографии его нет, там всего только изображение. Техника не в состоянии передать внутреннюю, душевную жизнь, словом – эмоции. Для этого нужен разум художника».
Оптимизм Адриана освежал меня, как весенний ветерок. Когда он уезжал с отцом в какой-нибудь из монастырей, я с нетерпением ждал его возвращения. Мне не хватало Адриана, я тосковал.
Однажды я застал его за копированием большой композиции «Изгнание из рая». Но, вглядевшись пристальнее, обнаружил, что Адриан обошелся со святым сюжетом весьма вольно. Собственно, схема не была нарушена, все было на своих местах: Адам и Ева, под конвоем раболепных ангелов, с факелами в руках шествуют вон из рая; силуэт господа едва виднеется в райских кущах, отягощенных плодами; из треугольной кельи зорко следит за первыми грешниками его карающее око – дирижер всего мирового оркестра.
Но Адам и Ева, вырвавшись из господнего заповедника, весело бегут по тропинке; горящие факелы кажутся цветными шарами в руках детей, когда они играют на пляже. Наши предки-браконьеры бегут к хижине с явным намерением уберечь от косого ока запретное. На то их воля, влюбленных браконьеров! Ничего запретного.
Око предостерегает. Из треугольной кельи, на башне стражи, окруженное светлым нимбом (теперь я понимаю, что это был предшественник радарной установки для улавливания еретических мыслей), смотрит Око, увенчанное гневной бровью…
Сотворив небо и землю, звезды и воду, деревья и животных, создатель, закрывшись в самом себе, поспешил отгородиться от вся и всех реестром заветов. Хочешь не хочешь – повинуйся. Хочешь не хочешь – моли о пощаде. Хочешь не хочешь – пей, Григорий, свяченую воду. Хочешь не хочешь – проси отпущение грехов. Хочешь не хочешь – бойся. Хочешь не хочешь – кланяйся, земля, господу, Угрюмому Оку. Дозорному Оку.
