– Ваша милость, они обратились в истинную веру.
– Исключительно под угрозой оружия!
– Это неважно, ваша милость. Важно то, что они исполняют свой долг перед церковью. И пускай с их грехами разбираются теперь священники.
– Ха, священники! Да не защищай мы, дворяне, вас от церкви, вам бы не поздоровилось!
– Конечно, ваша милость...
– Я вижу, ты со мной не согласен? Тогда не молчи, любезнейший, говори все как есть!
– Вы, ваша милость, утверждаете, что защищаете нас. Но тем не менее вы требуете денег, которых у нас нет. И угрожаете отобрать всю нашу утварь и зерно, необходимое для следующей посевной.
– Это мое право. Я прощал вам долги два года и не собираюсь прощать в третий раз.
Они стояли вдвоем в маленьком кабинете графа, сверля друг друга глазами. Тут Мартин вспомнил, что он, в конце концов, юрист. Он просто обязан найти какие-то аргументы! Нужно добиться, чтобы граф списал крестьянам долги, а значит, необходимо предложить ему что-то взамен. Но что?
– Достоинство вашей славной фамилии не пострадает, если вы еще на год освободите нас от платежей, ваша милость.
– Достоинство не пострадает, зато пострадает мой карман.
– Если мы помрем с голоду...
– Тогда я заселю деревню другими крестьянами. Вокруг полно бродяг, согласных на любую работу за кусок хлеба.
Мартин задумался. Поль, безусловно, был прав. Смутные времена ввергли в нищету всю Францию. По дорогам шлялись толпы бездомных самых разных видов и сословий. Они с радостью ухватятся за малейший шанс осесть на месте.
И все же это было дьявольски несправедливо! На лице у Мартина было написано все, что он думает. Они с Полем не спускали друг с друга глаз. Мартин чувствовал, что Поль с удовольствием прибил бы его на месте и раздавил, как червя. Кстати, граф мог сделать это запросто. Что ему мешало? Королевское правосудие не простиралось так далеко на юг. По крайней мере, в нынешние смутные времена.
Тем не менее Мартин вдруг услышал свой собственный голос.
– Знал бы король Луи-Фердинанд, как вы обращаетесь с нами...
Лицо у графа побагровело от бешенства. Оскорбление ударило ему в голову и чуть было не затмило рассудок.
– Ты, собака! – с трудом взяв себя в руки, проговорил Поль. – Мне бы надо прибить тебя, и я бы сделал это с удовольствием. Какая жалость, что ты не можешь наброситься на меня с кулаками! С какой бы радостью я свалил тебя на землю и свернул твою гордую шею! А может, если я свяжу себе одну руку и ногу сзади... Да нет, не стоит. Я забуду твое оскорбление, месье крючкотвор. Считай, что ты родился под счастливой звездой. Но штраф, наложенный на поселок, остается в силе.
