Герман. Похоже, ты действительно телепат. Невероятно, вот бы мне так!
Сильвин. Мне это совсем ни к чему, я с удовольствием бы избавился от этого дара.
Герман. Брось! Это же счастье. С такими способностями можно весь мир за яйца держать. Знаешь, братишка, я вот тут подумал, если всем этим по уму распорядиться, мы с тобой сможем заработать такую кучу денег, какая нам и не снилась. Хочешь быть богатым?
Сильвин индифферентно пожал плечами.
«БуреВестник», «Кто в доме хозяин?»
…И все-таки, кто нами, гражданами этого города, управляет? Мэр? Депутаты городского законодательного собрания? Или не в меру располневший дядя, что сидит на двадцатом этаже известного всем небоскреба?…
Сантьяго Грин-Грим
Герман разбудил Сильвина в пять утра. Сильвину снился сладкий сон о том, будто он и Мармеладка живут в просторном срубе на берегу озера совершенно одни на десятки километров вокруг и чередуют заботы о незамысловатом совместном хозяйстве со всякими любовными нежностями, которые каждый раз чувствительны и остры, как при первой близости. Сон был прекрасен, и ощущения были непередаваемой силы, вот бы теперь никогда не просыпаться, а вновь и вновь переживать наслаждение, но Герман грубо потряс Сильвина за плечо и потребовал, чтобы тот немедленно вставал: надо срочно поговорить.
Сильвин вышел на кухню, зачумленную табаком, и обнаружил помятых друзей Германа (всех, кроме Капитана), стол, уставленный отпитыми бутылками. Судя по налитым кровью глазам хозяина квартиры, он так и не ложился. Наверное, вот уже несколько часов здесь происходило важное совещание.
Герман потребовал, чтобы Сильвин повторил то, что рассказывал накануне о своих невероятных способностях. Как и давеча, ему никто не поверил, мужчины хохотали, крутили у виска. Но последовавшая демонстрация новых возможностей Сильвина заставила насмешников не только проглотить язык, но и до смерти перепугаться. После этого возбужденный до крайности Герман стал показывать Сильвину фотографии разных людей, заставляя подробно рассказывать о каждом. Услышав что-то интересное, Герман и его друзья, не стесняясь Сильвина, долго обсуждали, как следует поступить.
Сильвина терзали несколько часов и довели его до сильнейших головных болей. Он едва не терял сознание, и только животный страх перед Германом и его разнузданными друзьями заставлял его отвечать на вопросы.
Герман. Ладушки, на сегодня хватит.
Сильвин. Я могу идти?
Герман. Можешь, но помни — теперь ты один из нас.
