При первой встрече Ампаро не посмотрела Карле в глаза. Прошло несколько недель, прежде чем она стала смотреть прямо на нее, остальных она почти никогда не удостаивала этой чести. Когда Карла спешилась и тронула ее за руку, Ампаро закричала так пронзительно, что конь Карлы едва не вырвался из узды. Увидев испуг животного, Ампаро вскочила на ноги. Она успокаивала коня, что-то негромко бормоча ему на ухо, совершенно не сознавая собственного жалкого состояния. Когда Карла накинула ей на плечи свой плащ, Ампаро ничего не возразила и, хотя и отказалась садиться в седло, пошла рядом, держа коня за уздечку. Так, семь лет назад, Ампаро и оказалась в доме Карлы, пришла вслед за своей хозяйкой домой в тянувшемся за ней длинном зеленом плаще, словно босоногий и оборванный паж из неведомой сказки.
Домочадцы Карлы, ее духовник, ее немногочисленные знакомые в деревне и местные сплетники, которых насчитывалось гораздо больше, были единодушны во мнении, что Карла поступила крайне неблагоразумно, пригрев бродяжку, что она, в сущности, сама такая же ненормальная, как эта девчонка.
Ампаро, которой не было и тринадцати, была склонна к беспричинным приступам ярости, она часами разговаривала с лошадьми и собаками, которым пела страстные серенады своим серебристым голоском. Она отказывалась есть любое мясо, иногда отвергала и свежий хлеб, предпочитая питаться орехами, дикими ягодами и сырыми овощами, так и оставаясь в том же истощенном состоянии, в каком ее нашли, не прибавив в весе ни унции. Она не желала смотреть в глаза священнику, а ее собственные глаза были разного цвета: все это явно свидетельствовало о приверженности к дьяволу — в этом сходились все.
Карла сносила и вспышки ярости Ампаро, и ее периодическое погружение в транс, и внезапные исчезновения девчонки, длившиеся по несколько дней, и осуждение общества, и предложения изгнать из нее бесов, и очевидную неспособность Ампаро отвечать взаимностью на приязнь Карлы. Она казалась нечувствительной к эмоциям других людей или, по крайней мере, совершенно безразличной. Однако в своей верности Карле, в том, что она поделилась с хозяйкой тайной своего магического стекла и исходящими от него откровениями, в том, с каким трудом она пыталась освоить основы этикета и хотя бы зачатки хороших манер, и особенно в той наивной гениальности, какую она выказывала в их занятиях музыкой, Ампаро проявляла любовь куда более глубокую и искреннюю, чем знало большинство смертных. Это была странная дружба, но не было на свете подруг ближе.
