Он уже искал "Робинзон" на Зеленых и Срединных Землях Гиккеи, на это ушло почти два с половиной стандартных года, и много сил, но там диск-амулет не улавливал радиосигнал автоматического буя "Робинзона". Лишь однажды на Срединных Землях, на северном побережье, в самом конце последней зимы, взобравшись на самую высокую гору, во время сеанса связи на дисплее диска проскользнул единичный импульс, моргнул зеленый светодиод, заколотилось сердце и стало сухо во рту…но компьютер не смог определить азимут сигнала. Да и сигнал был неправильный, если это вообще был сигнал. Кадет понимал, что прохождению радиосигналов мешали огромный диаметр Гиккеи, гигантский объем ее океанов и морей, обилие на континентах близко лежащих от поверхности почвы руд и очень высокая плотность атмосферы. А может быть, это был искаженный отражением от верхних слоев атмосферы электрический разряд первых весенних гроз на Каменных Землях. Так он объяснял Монаху и себе отсутствие сигналов на следующих сеансах связи. Кстати, пора выйти на связь с Монахом и послать ему ментограмму. Короткую, что-то вроде "Я жив. Я здоров. Я свободен!", нет, еще короче: "Здоров и свободен", нет "Все хорошо!". Монах пока плохо освоил технику обмена метограммами, он из той замечательной категории людей, одаренных людей, которые умеют думать сразу о многих вещах, все вокруг себя замечать, но плохо сосредотачиваются и непоследовательны.
…– Не падай духом. Надо проверить Каменные Земли, – говорил Монах, чисто выбритый, дорого одетый, заглядывая в лицо Кадета.
– Конечно, – охотно соглашался Кадет. Он сделал глоток вина. – А потом – те континенты, которые вы еще не открыли… Будем первооткрывателями… Занесешь этот факт в свою Книгу.
Они сидели в мягких креслах возле пылающего камина после неторопливого замечательного обеда за вином, очень дорогим и очень вкусным и душистом розовом вином знаменитых местных виноградников, в самой дорогой комнате уютной портовой гостиницы в красивом и веселом городе-порту Анапль на восточном побережье Срединных Земель. Они, по местным меркам, были невообразимо богаты, и Кадет решал, что делать дальше. Эта гостиница и еще другая теперь принадлежали Монаху, но его совершенно не интересовала спокойная размеренная жизнь. Кадет в этом уютном городе-порту владел большой усадьбой с домом и садом, но и трех дней подряд не мог прожить в ней – начинал раздражаться. Их обоих тянуло в порт.
За оконным стеклом истекали – слезами? – последние сосульки. Чувствовалось приближение весны, голоса женщин и детей были звонкими, лавочники торопливо обновляли вывески, потрепанные зимними штормами, и в порту было уже много вымпелов торговых кораблей.
