Ковтун не маневрировал. Торпедоносцы держались в плотном строю.
Вторую атаку гитлеровцы сосредоточили на машине Самущенко, шедшей в пеленге. Несмотря на сильный огонь со всех торпедоносцев, «мессершмиттам» удалось поджечь ее. С объятым пламенем правым крылом самолет пошел на снижение. Огонь быстро распространялся. В нескольких метрах от воды торпедоносец взорвался…
Какой летчик, какой экипаж! Почему мы не маневрируем? Так нас всех перещелкают, как куропаток…
В последующие минуты «мессеры» еще дважды атаковали оставшуюся пятерку. Лезли напролом, на шквальный огонь. Очевидно, решили отомстить за вчерашнее поражение.
— В хвосте и фюзеляже дыры, побиты рули глубины, — докладывает Должиков.
Дальше испытывать судьбу нельзя. Подаю команду своему ведомому Новикову:
— Уходим в облака!
Перевожу самолет в набор высоты, моторы работают на полную мощность. Маневрирую. Пулеметы Должикова и Жуковца захлебываются огнем. Успеваю увидеть, как следом за нами устремляются остальные три наши машины. И вот кабина окутывается белой мглой.
Быстро выравниваю самолет. Слой облаков не толст, ясно, что «мессеры» проскочили его и караулят нас наверху. В экипаже все молчат. Постепенно напряжение спадает.
— Иван, Сашок! Живы?
— Живы, командир!
— Что будем делать, штурман?
— Что тут делать? Надо возвращаться домой.
— Да, поработали… Давай курс, Коля.
— Держи десять градусов, выскочим на Тендровскую косу…
Минут через двадцать решили выйти под облака. Снизились до ста метров. Видимость приличная, но наших самолетов нет…
Вернулись на аэродром первыми. Через несколько минут сел мой ведомый Николай Новиков, затем Жестков.
Доложили о потере. В журнале боевых действий полка появилась скорбная запись: смертью храбрых погибли в бою младший лейтенант Семен Михайлович Самущенко, лейтенант Григорий Федорович Кондрашов, младшие сержанты Иван Николаевич Гергель и Вадим Михайлович Юрченко.
Потом ждали. Ждали возвращения остальных двух экипажей…
Не дождались.
Три экипажа за один день, за один неудачный вылет. И каких экипажа! Теперь, когда в полку оставалось все меньше и меньше опытных, старых бойцов, такая потеря казалась невосполнимой. Невосполнимой в строю. Не говоря уже — в сердцах боевых друзей.
Еще надеялись на чудо. Может быть, хоть кто-нибудь спасся? На другое утро мы с майором Корниловым вылетели в район вчерашней схватки. Почти шесть часов два самолета, как осиротелые, кружились над морем, восемь пар глаз неустанно обшаривали рябоватую серую гладь в поисках хоть какого-то признака свершившейся здесь трагедии…
