Я почувствовал ее учащенное дыхание; немного погодя она добавила:
– Нет, у меня нет никаких планов. Это что, приглашение? Прямо так – в брюках и куртке?
– Ну да, прямо так.
Когда она отвела взгляд, я увидел ее улыбку: в ней не было насмешки; девушка казалась счастливой, и было похоже, совсем не привыкла к этому чувству.
– Вы сидели за соседним столиком со своим другом. Он уехал сегодня. А я вот проколола камеру недалеко от отеля, – добавила она.
Меня разозлило, что она вспомнила об Артуро; мы шагали вдоль берега по направлению к кораблю, велосипед теперь вел я.
Я произнес две-три ничего не значащие фразы, она не отвечала. В воздухе снова почувствовалось приближение грозы, потеплело. Мне показалось, что девочка рядом заскучала, я вслушивался в звук ее уверенных шагов, охватывая взглядом удивительно прямую линию тела, мальчишеских бедер, плотно обтянутых самыми обычными брюками.
Корабль стоял у берега, но темный, унылый.
– Нет корабля, нет и праздника, – сказал я. – Прошу прощения за то, что заставил вас зря идти в такую даль.
Она остановилась, глядя на накренившуюся темную громаду, освещаемую лишь лунным светом. И некоторое время стояла так, сцепив руки за спиной, отрешенно, будто совсем забыв о моем присутствии и велосипеде. Лунная дорожка бежала к горизонту или, напротив, струилась оттуда. Вдруг девушка обернулась и подошла ко мне вплотную, я едва удержал велосипед. Зажав мое лицо своими по-детски шершавыми ладонями, она старалась повернуть его к свету.
– Что? – глухо проговорила она. – Повторите еще раз.
Я почти не видел ее лица, но отчетливо запомнил его. Запомнил множество мелочей, ставших теперь как бы ее символом… Я почувствовал, что люблю ее, и ее печаль начинала разливаться во мне.
– Да так, – ответил я. – Нет корабля, нет и праздника.
– Нет праздника… – повторила она по слогам.
Во мраке я едва различил ее улыбку, белоснежно-недолговечную, как пена на гребнях маленьких волн, бивших рядом о берег. Внезапно она поцеловала меня; целоваться она умела, я ощутил ее горячее, мокрое от слез лицо. Велосипед я, однако, из рук не выпустил.
– Нет праздника, – снова повторила она, теперь наклонив голову, прижавшись к моей груди. Голос ее стал еще более неясным, почти гортанным. – Мне надо увидеть твое лицо. – И она опять повернула его к лунному свету. – Мне надо было знать, что я не ошиблась. Понимаешь?
– Да, – солгал я; тогда она, взяв велосипед у меня и сев на него, описала большой круг по мокрому песку пляжа.
