История с этими шляпами повторилась еще раз, когда выдавали замуж дочь пана учителя Каца. Она выходила за пана Исидора Кафку, ортодоксального еврея из О., владельца тетрадной фабрички. Свадьба тоже была ортодоксальной, и проводил ее известный раввин из Кёльна, а поскольку пана доктора Каца знали очень многие и называли его, как и пана доктора Штрасса, достойным евреем, – в отличие от Мойши Сучилёбла, которого называли плохим евреем, – на свадьбу пришли не только евреи, но и довольно много христиан. Происходило это летом, в горячую пору, они пришли без шляп, и в синагогу их пускать не хотели. Неприятно, все хотели видеть свадьбу, а внутрь пройти не могли; и люди стояли перед синагогой и ругались, пока вдруг не пришел пан Исаак Айснер с мешком за спиной и двумя корзинами, полными шляп, вышедших из моды, которые он в своей лавке не мог продать: разных там «жирардо» и смешных котелков, – и начал выдавать их напрокат за одну крону и десять крон залога, и через минуту все шляпы были разобраны, ибо свадьба уже начиналась и все хотели войти в синагогу. Времени выбирать и мерить шляпу не было, поэтому все быстро совали пану Айснеру залог и брали кому что досталось: одним слишком тесные, другим – слишком большие. Моему отцу с его большой головой – да и сам он крупный, высокий мужчина, – достался маленький серый котелок, который ему приходилось все время придерживать рукой, чтобы тот не сваливался. Я засмеялся, получил от отца подзатыльник, а из синагоги меня выгнали.
Пан учитель Кац всегда проводил урок на кухне, и его толстая жена сидела здесь на табуретке у печки и слушала. Первые годы она молчала, и только потом, когда я уже прилично знал немецкий и мы в основном читали сказки и разные книжки, которые я потом пересказывал, а особенно после прихода немцев, когда я еще целый год ходил к пану учителю Кацу и мы говорили в основном о политической ситуации, – она стала включаться в наши беседы, в основном поддакивая пану учителю. Но в первые годы молчала.
Пан учитель преподавал по своему собственному методу, неторопливо, но систематично. Он часто давал мне упражнения на склонение, чаще других – der gute alte Wein. Я произносил вслух:
– Der gute alte Wein, des guten alten Weines, dem guten alten Weine, den guten alten Wein, – а пан учитель кивал; при этом у меня возникало острое желание попробовать это «доброе старое вино», которое пан учитель так часто задавал склонять; но, пожалуй, он и сам никогда его не пил, поскольку был беден. Позже, когда я уже хорошо знал немецкий, пан учитель часто говорил:
