– От нуля до шестидесяти за пять и две десятых секунды.
– А ты уже разгонялся до шестидесяти?
– Нет, я пока что еще ее объезжаю.
Он надел темные очки и свернул на Эдисон-авеню. Я закрыла глаза и стала нежиться в прохладном воздухе, пока мы не примчались, куда надо.
Окружной морг находился на Харрисон-стрит, в медицинском районе Чикаго, возле Пресвитерианской клиники. Это было двухэтажное здание, сложенное из грязно-белого кирпича, с закрашенными окнами. Эрб свернул на круглую подъездную дорогу и остановился у обочины.
– Ненавижу это место. – Он нахмурился, его усы повисли, как у моржа. – У меня так и не получилось вытравить запах мертвецкой одежды.
Когда моя мама совершала обходы, полицейские обычно смачивали виски верхнюю губу или усы, чтобы бороться с вонью в морге.
С тех пор санитарные условия улучшились: более прохладный воздух, лучшая вентиляция, большее внимание к гигиене. Но запах все равно стоял невыносимый.
Я нанесла под каждую ноздрю по маленькой капле вишневого бальзама для губ и передала бальзам Эрбу.
– Вишня? А ментола у тебя нет?
– На улице выше тридцати семи градусов. Я не очень беспокоюсь, что кожа высохнет.
Он понюхал бальзам и вернул его обратно, так и не воспользовавшись им.
– Слишком хорошо пахнет. Я бы его съел.
Я вышла из машины и словно очутилась в сушилке.
Мимо прошел коп и внимательно оглядел «камаро» – рядом с моргом всегда можно увидеть полицейского. Он был молодой и загорелый и даже не взглянул на меня, предпочтя обратиться к Эрбу:
– Пятиступенчатая?
– Шести. Триста десять лошадок.
Человек в униформе присвистнул, проведя пальцем по крыше машины:
– А под капотом пять и семь десятых?
Эрб кивнул:
– Хочешь взглянуть?
Я оставила мальчиков с их игрушкой и пошла к автоматически открывающимся дверям морга.
Холл, если его можно так назвать, состоял из стойки, двери и стеклянной перегородки. За стойкой одиноко сидел темнокожий человек в больничной форме.
– Фил Бласки?
Он указал большим пальцем на дверь:
– В холодильнике.
Я расписалась, получила пластиковый пропуск и вошла в главное помещение. Трупный и формалиновый аромат сразу же перебил запах вишневого бальзама. Тяжко и тошно и от вида, и от запаха смерти.
Справа человек в плохо подогнанной форме перекладывал тело со стола на подвижные носилки. Покончив с этим, он стянул перчатки, растянул их и швырнул в мусорную корзину.
Рядом с ним на нержавеющих весах, встроенных в пол, лежал необычайно жирный труп мужчины с большим количеством ожогов. Жидкокристаллический дисплей на стене показывал двести пятьдесят килограммов. Воняло подгоревшим мясом.
